Человек может спрятаться внутри себя самого, внутри стула на котором сидит, внутри книги, которую читает…

Однажды в маленьком дворике на Андреевском спуске я спрятался в теле святой Марии.

Думаю, кроме меня ее больше никто не называл святой. Я же назвал ее святой, потому что она прощала мне все…

Как то раз мы со святой Марией ужинали в чудесном французском ресторанчике с множеством развешенных на стенах картин.

Это место нравилось мне потому, что несмотря на то, что картинам на стенах было тесно, это теснота не теснила меня… В разношерстной мозаике не было главного героя; ни «Воскрешения Лазаря» ни «Профиля Вольтера»; ничего такого, что заставит глазеть на себя неотрывно в поисках скрытого смысла.

Зато на подоконнике сидела страшная зубатая кукла. Она была похожа на надувную резиновую блядь с зубами щелкунчика… При взгляде на нее мне, (подобно футболисту, стоящему в стенке перед пенальти) хотелось прикрыть гениталии руками. При одном воспоминании об этой кукле меня до сих пор разбирает смех…

А еще на веранде этого кафе живут несколько интеллигентных котов-джазменов, которые прописались там не столько ради объедков, сколько ради Каунта Бейси. Однажды я провел эксперимент – попросил официанток выключить джаз, а затем, как-бы невзначай, положил под стол несколько кусочков восхитительного лососевого карпаччо. Я был уверен – коты немедленно набросятся на угощение. (Во всяком случае, так бы я поступил, будь я котом). Но стоило выключить джаз, как мои музыкальные коты ушли прочь, даже не взглянув на карпаччо… Вот такая публика наведывалась в мое любимое кафе!

А еще в этом кафе иногда случались мистические происшествия. Например, однажды официантка принесла мой любимый салат, хотя я заказал совсем другое блюдо.

Представьте: вы ошалело смотрите на тарелку, девушка вдруг начинает извиняться так, будто подала вам суп на вареном мышонке… А вы говорите: «спасибо тебе, дорогая, что прочитала мои мысли лучше меня!» Бедная официантка в ответ только краснеет и прячет глаза: ей кажется, что вы подтруниваете над ней, и сколько не доказывай обратное, она уходит, не поверив и отказавшись брать щедрые чаевые.

Вот такая девушка подавала мне кушанья в моем любимом кафе…

Поразительная вещь: человек приносит тебе радость, и тут же просит прощения за то, что ты его об этом не просил… Так же было и с Марией — она часто просила у меня прощения за прегрешения, которых не совершала; это еще одна причина, по которой я называл ее святой.

В тот вечер мы с Марией ели мясо по-татарски и пили вино, а потом, выйдя на улицу, поняли, что должны немедленно заняться любовью. Не сговариваясь, свернули в первую же подворотню. Это оказался крохотный очаровательный  дворик со старенькой скамейкой под сенью каштана.

Во двор выходили десятки окон, некоторые из них были отрыты, впуская в квартиры свежий сентябрьский воздух с примесью стройки и старой листвы.

Во дворике было тихо, как в райском саду, и мы медленно двигались навстречу друг-другу, а потом в обратном направлении, и так снова и снова… В первые минуты казалось, что нашу близость можно легко оборвать неосторожным словом, острым смешком, или упавшим на голову каштаном. Ведь хотя мы вели себя довольно интеллигентно (не опрокидывали хрупкую лавочку, на которой стояли коленки Марии; не издавали неприличных возгласов, всхлипываний или каких-то других откровенных звуков) все же мы производили определенный шум.

Проходили минуты, а мы все еще одни… Из светящихся окон не торчит ни одна голова!

И тогда я подумал: «а что если нас нет? Мы исчезли, растворились в сентябрьском воздухе?..»

И я шепнул эту мысль на ухо Марии.

Мария, челка которой к тому времени уже слиплась на лбу и висках, ничего не ответила, но явно согласилась со мной. Не спрашивайте, как я понял, что она согласилась – она молча дала мне понять…

Вдруг за спиной раздались твердые мужские шаги.

...

(Продолжение читайте здесь: http://chtivo.org/archives/705)