Странная штука - память. Бывает, годами не думаешь о каком-то событии, а как подвернётся повод - вспоминаешь такие детали, что кажется, будто всё происходило вчера.

Вот и известный телеведущий Дмитрий Шепелев, видимо, вдохновлённый праздником 23 февраля, вспомнил свои армейские истории и выложил свидетельство тех событий - фотографию. Честно говоря, это приятно вдвойне: с одной стороны, Дмитрий отличный рассказчик, с другой - можно полюбоваться тем, как ведущий выглядел в юности.

Разве не красавчик? И кому в голову приходит брить наголо таких парней?

А вот, собственно, и сами воспоминания Шепелева:
 
«На военной кафедре университета меня недолюбливали: пижон и выскочка, мальчик из телевизора, еще и ведет что-то там по радио. Но больше всего раздражали мои длинные волосы.

На первом построении огласили устав: «Волосы должны быть аккуратно подстрижены, внизу затылка - «скобка». Каждый слушатель должен быть чисто выбрит». Чисто выбрит на деле означает выскоблен. Вы точно видели, как отдают синим блеском щеки по утрам у людей в форме. Готовность нашу проверяли изысканно. Одному из группы командовали сделать шаг вперед (несложно догадаться, чаще остальных это был я) и бумажной купюрой, тонким ее краем, проводили по щеке. Если шуршит - бегом домой, бриться заново.

Но были и свои уловки. Взяток на кафедре не брали, но взамен на пачку бумаги на многое закрывали глаза. Бумага была в цене. Еще больше в этой армии для интеллигентов ценили умение обращаться с компьютером. Компьютеры пылились в офицерских комнатах, их даже не умели включать. Так за пару набранных страниц мне раз за разом давали отсрочку от парикмахерской. Но только до поры до времени. И когда в моих машинописных услугах более не нуждались, пришлось пойти на хитрость. Я принес справку с работы, о том, что длинные волосы - часть имиджа, эфирный образ, который ну никак нельзя нарушать. Хитрость же заключалась в следующем: справка была ...с радио. Мою насмешку раскрыли не сразу, а когда всё же дошло, пришлось нести бумажку уже с телевидения.

Моей изворотливости хватило на два года. На носу присяга, принимает сам министр обороны. Спасения ждать неоткуда: явишься на плац с патлами, присягать не будешь. Помощь пришла откуда и ждать не стоило: сам полковник, глава кафедры, отвел меня в сторону и сдержанно пообещал помочь. Настоящий офицер не брал взяток, но от украинской горилки и импортных сигарет отказаться не мог. Итак, день до присяги. Я, щуплый юнец, в военном городке стою напротив подъезда моего спасителя с пакетом, призывно бряцающим стеклом при каждом шаге. Навстречу выходит полный немолодой мужчина. На нем майка-"алкашка", треники с пузырями на коленях и сандалии на босу ногу. Завершала образ белая панама. Да. Это был полковник. Так он выглядел по выходным. Пригласил подняться. Мы вошли. Он достал два стакана, разлил до краев водку и протянул мне одну сушку. «За присягу!» - трубным голосом скомандовал он и опрокинул стакан. После показывал фотоальбом, где среди прочих почему-то запомнился его снимок с Димой Маликовым. Но жемчужиной альбома была фотография самого полковника в юности. «А ведь я тебя хорошо понимаю, - цедил он мне, уже основательно поплывшему. - Я ведь сам был такой же ...Мулявин ...Песняр!». На снимке красовался мой полковник с густыми усами, спущенными до подбородка, и волосами до плеч. «Не волнуйся, помогу я тебе».

Я плохо запомнил, как возвращался домой. Помню мутное утро следующего дня, и как от водки крутило в животе. Поверх белой сорочки и костюма тройки на груди у меня красуется промасленный по случаю присяги калашников, я чеканю слова присяги. Кафедра окончена. Через день я постригся».

Цём!

Фото: glamurchik.tochka.net, vk.com