I’ll follow the sun
Сегодня пол-утра слушал альбом Let it be.
В первый раз этот альбом попал мне в руки в 1989 году. Мне было 10 лет, я начинал свою жизнь под звуки бабушкиного бабинного магнитофона, позже вытесненного грампластинками фирмы «Мелодия». (Гайдн – лондонская симфония, Бах – прелюдия и фуга си минор в исполнении Альберта Швейцера) а также подпольной записью парижского концерта Высоцкого.
Альбом Let it be не входил в семейный кондоминимум и считался музыкой плебса.
Он достался мне от ровесника, жившего этажом ниже. Его родители не брезговали музыкой масс.
Концерт был записан на кассете JVC, 60 минут. Я слушал его на магнитофоне «Весна» кнопки которого похожи на клавиши пианино и снабжены странными значками-иероглифами, которые понятны только посвященным.
Вращающий момент этой черной плоской машинки приводится в действие нажатием тугой клавиши. Грубо, рывком, сопровождающимся посвистыванием и каким-то здоровым механическим скрипом (здоровым, потому что это не было еще тем болезненным, жалким, хлипким поскрипыванием, свойственным китайским Ponosornikam) «Весна» оттягивала назад полметра пленки.
Клац-ццц.
Пуск не всегда давался в одно касание. Иногда нужно было надавить покрепче, вдавив в стол педаль газа.
Кр-кккк.
И динамик тихо шипит.
Шероховатое, легкое шипение означает, что запись – фирма.
Грубый, не прекращающийся шип, пролазящий даже из-под звука бас-бочки свидетельствовал о том, что запись уже прошла через множество влюбленных рук.
Но звук Let it be с кассеты JVC был звуком девственно чистой пленки, пережившей только одну запись с мастер-кассеты. И это была сказка.
Первой на стороне «A» была эгоцентричная, уже тогда самая близкая по духу:
“All through the day
I me mine, I me mine, I me mine
All through your life
I me mine...”
Ее поет Пол, и она была в то время моей самой любимой песней Битлз.
Помню, как мы с соседом долго не могли решить, кто из нас похож на Леннона, а кто на Маккартни.
Мне достался Леннон по той простой причине, что я ношу очки. И это несмотря на то, что Маккартни пел мою любимую «I me mine», а сосед фанател от «Imagine».
Через несколько лет после Битлз началась эпоха Элвиса, как-то неожиданно сменившаяся поклонением Тому Вейтсу. А потом появилась темная и вязкая любовь к королеве джаза Нине Симон и трагичному гению Мишеля Петручиани.
Словом, нет ничего странного в том, что когда приехал Пол, я встретил его спокойно и сухо под зонтиками кафе «Каффа», наблюдая за потоками ливня и слушая тишину.
А потом я вышел на площадь.
И в этот момент, как любит говорить закадровый голос в фильме «Амели» -- «все вернулось к нему».
Back in the USSR.
Band on the run.
My heart is like a wheel…
Let me roll it!!!..
И я колочу велосипедным шлемом (Let me roll it!!!..) по кулаку, одетому в перчатку (Let me roll it!..) и срываю голос (let me roll it to you-u-u…)
А прямо передо мной старушка в инвалидном кресле, которую приволокли на Майдан послушать живого Битла кивает головой в такт музыке. Тихонечко так кивает.
И у меня на лице чуть не начинается собственный дождь.
А потом не спрашивайте меня откуда, но почему-то я предчувствую, что через секунду начнется самое лучшее, что есть у Битлз, а именно…
... time has come
and so, my love, I must go
And though I lose a friend
In the end you will know…
One day you'll find
I was the one
But tomorrow may rain, so
I'll follow the sun
