Кокосовый ад
«Мое сияние обманчиво, но ты не обманулся, – так с парадокса начал господин. – Я покажу тебе источник света высшего, – он улыбнулся, – где каждый одинок, но не один».
«Но как возник ты здесь в ночи? – спросил тогда я. – В местах, где одиноко предаются созерцанию? Мотора звук здесь дик, а белый смокинг твой едва ли не достоин порицания!.. И почему выбрал меня?»
«Таков сегодня мой каприз – единственный незыблемый закон светского мироздания, – ответил он. – А что до кладбища, оно приватизировано, и уже давно… Представлюсь: Юрий. Лысый – прозвище мое. Посланник черных ангелов Колумбии. Здесь я немалое доверие снискал и попадаю в самый узкий круг (передо мной блеснул его оскал), к рассвету ты поймешь, о чем я, друг».
«Но что за весть, посланник, ты приносишь?» – я спросил. И он тогда сыпнул мне в руку белый порошок, заставив жестами вдохнуть его с ладони, что есть сил. Потом продолжил: «Не робей – иди за мной. Вот в этот склеп – увидишь тех, кто лучезарен даже под землей».
И мы вошли.
Внутри там были стены алым латексом обиты. Свисали стразы с люстр, и, увиты золотой тесьмой, колонны черные держали на себе зеркальный потолок. Смотрел на нас охранник строгий, но не мог сказать ни слова – он лишь до пояса был человек, а наверху – корова. Едва я преступил порог, мой провожатый взял его за рог, а мне велел идти, не оборачиваясь, в двери, что звери охраняют от непрошеных гостей.
Словно елей, как только я вошел, полился голос: «Вот так чудеса! Как молод, как блестят глаза!». И чья-то гладкая рука, как полоз, оплела мне шею (во второй протянутый бокал я увидал). Но тут вошедший следом Юрий подоспел ко мне и прошептал: «С ней осторожен, путник, будь! Это Монро. Не льстись на золотые кудри! Взором одним она пленит мужей, но жало спрятано в трусах у ней. Для наказанья сладострастных блудней. Сначала выбирай, потом уж пей… А то не ровен час и за Сердючкой уплетешься. Кстати! Весьма заслуженный артист. Хотя и не гнушается мероприятий, где Черновецкий-сын с Волконским пировал. Тогда наш славный град перед «Элитой-центром» пал, и юношу причислили к виновным. Но это зря – не знал тогда он, что заморский гость предатель...»
Здесь я замечу, что чудесный порошок на самом деле мне помог: не находил я чувства робости в себе – напротив! Корону я надел бы, если б мог найти для этого мотив.
Через порог переступил за нами крупный человек в обнимку с юной девой. «Зри – перед тобой Казбек! – сказал мой проводник, махнув рукой вошедшим смело. – И не подумай, то не дочь – ведущая его телеканала. Свое могущество не в силах превозмочь, он дал ей BMW… она его приняла».
Но я уже не слушал, замерев, от вида красоты невыносимой. Влада Литовченко возникла предо мной. Она сидела в кресле в платье цвета сливы. Узнал я это дивное всех городских реклам лицо! Казалось, дерзкая природа покусилась на саму мадам Тюссо, так сбалансированно и так гармонично все в нем было.
Я растерялся – даже порошок в моем носу не позволял приблизиться и тронуть дивную красу – едва не плача, я с проводником обнялся.
«Скажи мне, Юрий, – вопрошал я, – как не растеряться? Чем заняться, чтоб скрыть смущение?»
«Здесь все вкушают угощения и цели нет. А тот концерт… ничем не лучше извращения порнографических немецких лент, – на сцену мой вожатый указал (там пел и танцевал старик в лохматом парике). – Возьми себе коктейль, убей пару часов, послушай Пугачеву… скоро не заметишь, как освоишься. Даже простых людей, как ты, сближает с роскошью ночи покров».
И тут увидел я среди толпы знакомые черты – сидел на оттоманке Фриндлянд, голову склонив.
«Что грустен так, служитель Слова? – я спросил. – Ты вхож так глубоко! Ведь это же успех! Или гордиться просто нету сил?»
«Я выйти не могу! – чуть не завыл поэт. – Оставь меня! И белый свет при мне не вспоминай!»
«Ну что ж, прости… Прощай».
Опешив, я вернулся к спутнику, что был опорой мне в этих местах.
«Скажи, – спросил его, – пока не потерпел я полный крах в знакомствах, что посоветуешь мне пить?»
«Абсент. И сахар, думаю, не нужен».
Так, не теряя времени, которое пришел убить, я приказал тройную порцию налить и начал свой дебютный светский ужин. Вкусить мне предложили кухню фьюжн: оливки с косточками от маслин.
И часа не прошло, как стал я хохотать, весь покраснел и не заметил, что за столик некий господин присел (мои манеры стали привлекать). Гость был весь в желтом и все время улыбался. Я не удержался и спросил, откуда взялся необычный сей фасон. Ответил он, что если бы у прессы флаг был свой, то только этим цветом развевался б над бульварами… «Меня зовут Гордон!» – сказал он. Я же не расслышал и догадками смущался, пока причину не нашел покинуть стол. «Пора», – сказал я, извиняясь. Тут же, не прощаясь, ринулся в толпу и потерялся.
Смокинги, галстуки, значки, золота розового килограммы. На ягодицах вырезы и на груди, филейной части вырезки, зачем-то на макушках темные очки…. Дорогу я не разбирал, и затащила в круг танцующих меня неведомая сила (там как ни стань, как ни ступи, кругом то Яма, то Могила)...
Стараясь ровно устоять, случайно депутату некоему наступил на ногу. Он прокурора вызвал на подмогу и приказал в меня стрелять. Спасла от неприятности лишь новая напасть: на шею бросилась, от страха вся трясясь, девица, ряженная волком. Русланой незнакомка назвалась.
Тут же открылась и причина опасений: преследовал ее Илья Чичкан, тот самый живописный гений! Пылая взором, хохотал Чичкан, как демон (даже рога надел он), и кричал: «Вы покупаете портрет? О, нет – вы продаете душу! Напрасно прячете ее под слоем туши – острым карандашом я извлеку ее на свет еще в наброске. Ваши секреты от меня на волоске.
Ваш тонкий локон бьется током, неужели вы уже взволнованы? Я – нет. Я хладнокровен, я мешаю краски. Не опускайте затуманенные глазки – мне безразличен флирт, мне нужен цвет! Красный! Блестящею каймой по рту размазанный! Дождливый, озоном накачанный синий стоит в глазах, обжигает холодом и на бусы в тон глаз мелким инеем сыплется…
Нельзя! Я вам не разрешаю двигаться! Я уморил вас голодом и не пускаю в душ…
Я ВАС УБЬЮ!.. Но сходства с вами не нарушу.
Так надо – нам не обойтись без жертв. Я – кисть, я – взгляд, я – зеркало! А вы – объект.
Вы покупаете портрет? О, нет, вы продаете душу»
Иллюстрация Hieronymus Bosch
