Вадим Рабинович: «Мне выгодно раскручивать собственную фигуру»

— Начнем с продажи News One: почему вы продали канал?

— Все, что делаю в жизни, я создаю на первичном этапе, а потом продаю — я обычно никогда ничего не развиваю. Такой у меня принцип жизни. Это касается не только телеканалов, а вообще всего, чем я занимаюсь.

— И вы тут же открыли NewsNetwork?

— Правильно, я закончил тот проект и начал новый. Теперь занимаюсь NewsNetwork.

— А до какой степени вы занимаетесь каналами, прежде чем их продать?

— Вот NewsNetwork, я считаю, рано пока продавать. Если мы сумеем сделать какое-то ноу-хау, сделать то, чем он будет отличаться от остальных, — то с удовольствием продам его.

— Почему вы продали News One именно Мураеву?

— Кто деньги дал, тому и продал. В тот период, если вы помните, вообще никто ничего не покупал — была предреволюционная ситуация, все, наоборот, бежали.

— Какие перспективы у канала NewsNetwork?

— Понятия не имею. Для меня это творчество. Вот я сидел сегодня, разрабатывал кое-что новое — могу вам показать (на экране монитора показывает новое оформление канала). Сегодня он такой — а я его вижу другим.

— Вы вмешиваетесь в редакционную политику канала?

— Нет, она меня не интересует — я работаю с другими вещами, творческими. А зачем в нее вмешиваться? Пусть хотя бы половину из того, что я говорю, сами говорят — и будут резким каналом.

— Они вас много цитируют — больше, чем кого бы то ни было другого.

— Наверное, я им по формату подхожу и нравлюсь.

— Вы же собственник, не удивительно, что вы им нравитесь. Вы сами не приходите руководить процессом?

— У меня нет с ними таких отношений — я вообще туда заходил всего пару раз в жизни.

— А сколько людей на канале работает — вы знаете?

— Не помню.

— На сайте указано пять, включая гендиректора.

— Практически всегда в моих проектах небольшие коллективы. Даже когда я делал «1+1», у меня работало не так, как сейчас, тысячу человек, или на News One, на котором работает сейчас пятьсот человек — у меня работало двадцать.

— На рынке активно циркулируют слухи, что каналом News One интересуется Саакашвили. Вы что-то знаете об этом?

— Это вы у канала News One спросите, я к нему не имею никакого отношения.

— Тем не менее, вы ведете на нем передачу.

— Меня пригласил Семенов, которого я давно знаю, предложил — я очень доволен тем, что он предложил мне. Мне нравится.

— На каких условиях вы работаете?

— Бесплатно пока. Хотя они начали вставлять рекламу в передачу, я им уже сказал — раз вы вставляете ко мне рекламу, то пора мне уже платить.

— То есть вы получили воскресный прайм-тайм совершенно бесплатно?

— Вы меня не услышали, наверное. Я считаю, что это они мне должны платить. И объясню почему: я вижу рейтинги передачи, в соотношении с главными их конкурентами, например, каналом «112», «Правом на владу» — и я эти рейтинги бью. Следовательно, они должны мне за рейтинги платить.

— И когда вы собираетесь подписать контракт?

— Пока они смеются и игнорируют мои просьбы.

— А почему вы согласились на предложение News One? У вас же есть собственный канал?

— Мне никто не предлагал больше. У моего канала значительно меньший охват аудитории, а я преследую личные цели: я сегодня политический человек — и мне выгодно раскручивать собственную фигуру. Я считаю, что это полностью попадает в мое понимание открытости и нормального общественного человека.

— Собственно говоря, ради этого вы и ведете программу? Чтобы пиариться?

— Больше того, я еще трачу свое воскресенье, теперь у меня нет выходного — но это моя жертва, если хотите.

— Жертва на благо чего?

— На благо чего — посмотрим.

— На благо собственного пиара?

— Смотрите. Если меня люди смотрят — а я по рейтингу это вижу — значит, людям это нужно. Если людям не нужно, они не будут меня смотреть. Тогда я займусь чем-нибудь другим. Зоопарком, например. Но пока я вижу, что рейтинги растут, значит, у людей есть потребность в той правде, которую я говорю.

— Некоторые из ваших зрителей звонят с очень конкретными вопросами — например, была женщина, которая просила вас о помощи матерям-одиночкам, которые ухаживают за детьми-инвалидами. Вы делаете что-то после этих звонков — как представитель власти?

— Это не передача по оказанию помощи и вытиранию слез. Если бы я хотел открыть передачу по оказанию помощи людям, то это была бы совсем другая форма общения. Здесь — аналитическая информационная передача. Тем не менее, какие-то вещи до меня доходят и какая-то реакция есть. Я, например, отправил два запроса по результатам разговоров. Но я не хочу смешивать эти вещи — если вы заметили, я никогда не надеваю значок (депутата. — Ред) на передачу. Я там присутствую как журналист, а не как депутат.

— Вы же только что сказали, что вы человек политический, и поэтому ведете эту передачу.

— Давайте я еще раз вам объясню. Может быть, вы меня не поняли. Я работаю как журналист, а не как политик, поэтому я принципиально снимаю свой значок. С другой стороны, кроме того, что мне это интересно как журналисту — мне это еще и выгодно как политику. Я считаю, что это так. Могу ошибаться — может быть, как политику мне это невыгодно, и люди на меня посмотрят, и скажут: «Э-э-э, нет, нам такой не подходит».

— Вы пообещали в эфире одной из передач, что внесете законопроект об усилении ответственности чиновников за коррупцию в «военное время». Вы подали этот законопроект?

— Я работаю над ним. Это со стороны кажется, что законопроект можно прийти, сесть и написать. У меня нет штата юристов, я работаю с узким коллективом, всего пару человек — на меня не работает аппарат партии, я сам по себе. Поэтому у меня обычно на законопроект уходит две-три недели как минимум.

— Но вы над ним работаете?

— Обязательнейшим образом.

— В данном случае вы тоже действуете как журналист?

— Нет. Вы передергиваете. Я работаю как журналист, но некоторые элементы у меня пересекаются, потому что людям хочется получить еще и дополнительные дивиденды. Не только получить радость от того, что они слушают меня как журналиста, но еще и от того, что они сумели достучаться до народного депутата. Конечно, хотелось бы сказать в эфире: «Я не хочу с вами разговаривать, я буду вам вещать» — но я так не могу к людям относиться. Иногда что-то задевает сердце.

— Вы смотрите перед программой те ролики, которые комментируете?

— Мне еще этого не хватало. Я могу рассказать, как появилась идея этой передачи: меня пригласил Семенов, я приехал к нему, и он предложил делать такую передачу. Я сказал ему, что это нереально, несерьезно и невозможно. Но, тем не менее, заинтересовался этим. Подумал — и на следующей неделе перезвонил ему и сказал: «Давай сделаем». В восемь была назначена передача, а в семь я к нему приехал. Он показал мне молодого человека, который должен был быть ведущим вместе со мной, задавать вопросы мне — никакого формата, никакого сценария не было. Я сказал: «Знаете, меня это не устраивает, давайте сделаем иначе: давайте сюжеты, я буду комментировать — и звонки. Если я буду с ведущим — это будет уже другой формат». Семенов сказал: «Давай попробуем». Молодой парень ушел, Руслан, кажется, его зовут — включили камеру, и началась работа.

— А в чем заключается ваша журналистская работа?

— Мне странно слышать такой вопрос от вас. Давайте я у вас спрошу: а в чем заключается работа человека, который вот сидит сейчас, например, в прямом эфире и говорит?

— Это ведущий, не журналист.

— Ведущий — это тот, кто читает заготовленный текст. А если он говорит от себя, сам свой текст в своей голове рождает — то он уже не ведущий, а журналист. И он озвучивает то, что называется «произведение автора». Конечно же, он является журналистом в таком случае.

— Но вы же не готовитесь к эфиру, не смотрите заранее материалы...

— Не могу с вами согласиться. Если человек пишет лет двадцать книгу — то, по-вашему, он будет писателем. А если он пришел и за пять минут, как Есенин — я не сравниваю себя с ним, конечно, — но написал стишок. Он что — не поэт? Все зависит от количества мозгов в голове: некоторым нужно готовиться, а некоторым — нет. А критерием качества журналистки является интерес зрителей. Я считаю, что если у меня рейтинг растет по отношению к большинству информационных программ — значит я журналист, и хороший.

— Вас смотрит ваш электорат?

— Я не знаю, кто меня смотрит.

— Вам звонят в основном русскоязычные зрители.

— Почему же русскоязычные — вчера вот звонил украиноязычный. Всякие звонят. Из разных городов, и далеко не все они говорят, что они меня любят — наоборот, у нас почти половина звонков критических.

— Сейчас вы довольно много выступаете на разных каналах, участвуете в ток-шоу — это решение партии назначить вас спикером или к вам обращаются напрямую?

— Меня обычно приглашают не через партийные структуры, а лично. Канал «112» звонит, 5-й часто приглашает — у нас вообще нет такого, чтобы согласовывать с партией свои выступления. Не знаю, может быть, другие ходят — я никогда в жизни не согласовывал ничего.

— У вас все еще есть актив, совместный с Коломойским — Jewish News One?

— Его уже давно нет.

— Вы его тоже продали?

— Нет, я его не продавал — у меня было сделано предприятие, которое создало всемирный еврейский канал. Владельцем его был Коломойский, а я просто вложил в него свое видение. После того, как Коломойский его забрал себе, перевел на «1+1», забрал Питера Дикинсона и всех, кто там был — он благополучно похоронил этот проект.

— Вы не судились с ним?

— А почему мне с ним судиться — это его собственность. Я там был очень маленьким, в этом канале, мне давали часть его в управление, для того чтобы его раскрутить. Но мы не смогли этого сделать, и дальше дело Коломойского, как с ним поступить — закрыл и закрыл.

— У вас сейчас нет никаких бизнес-отношений с Кломойским?

— А у меня с ним никогда и не было никаких отношений, кроме этого проекта.

— В нашей стране СМИ, особенно телевидение — убыточные проекты.

— Сложный вопрос. Неправда это. Разные подходы могут быть. Например, канал News One не приносил мне дохода — но когда я его продал, принес. Поэтому я иду другим бизнес-путем: я не умею долго работать с проектами, я запускаю их — и продаю. Вот я знаю, сколько вложу NewsNetwork, и знаю, сколько хочу его продержать — приблизительно до конца года.

— А сколько вы в него уже вложили?

— Это коммерческий вопрос, но я всегда стараюсь продать дороже, чем я вложил. Вот и все.

— Если у вас официально задекларированы все доходы, то, наверное, можно понять, сколько вы вложили денег в развитие канала?

— Это коммерческая тайна, и не только мои доходы. Я умею получать кредиты, я умею еще как-то крутиться — я умею это делать.

— У NewsNetwork  есть совладельцы?

— Нет, я был единственным собственником — но, пойдя в Раду, я был вынужден передать его в управление своей жене.

— Вы как секретарь Комитета по правам человека занимаетесь проблемами переселенцев?

— Всем, чем положено заниматься секретарю данного комитета — всеми проблемами, не только переселенцами, — я занимаюсь. Но, к глубокому сожалению, в связи с отсутствием закона об оппозиции, представитель оппозиции, даже секретарь — это бесправное роботообразное существо, которое не может ничего решить. Я стараюсь что-то делать — например, с Монтян и другими занимаюсь делом Коцабы. Но это как биться в глухую стену — хотя я год об этом говорю, в Европе выступаю, здесь что-то делаю — но считаю, что это не работа, потому что результата нет.

— А вы встречались с ним лично?

— Нет, какой мне смысл с ним встречаться?

— Поддержать его.

— Вот жена его пряничек мне передала. А я достаточно его поддерживаю своей работой в Комитете по правам человека.

Фото: Facebook