Кристина Бердинских: Журналисты не должны закрывать глаза на проблемы, которые существуют по нашу сторону линии фронта
«Детектор медиа» расспросил журналистку Кристину Бердинских об угрозах, работе над книгой «Єлюди» и Савике Шустере:
– Кристина, до ситуации с телефонными обещаниями отомстить за публикации о Киевгазе вам когда-нибудь угрожали?
– Нет. Я работаю журналистом восемь лет, и это был первый подобный случай. Именно поэтому он меня так возмутил. Бывает, конечно, что после публикации политики или олигархи выражают недовольство, звонят мне - но это не угрозы, а возмущение в мой адрес. Меня удивила эта история еще и тем, что я не назвала бы себя журналистом-расследователем. Я журналист широкого профиля, пишу на острые темы, но расследования – не моя суперспециализация. А тут такая реакция.
– Вы надеетесь, что это дело будет раскрыто?
– Я сделала со своей стороны все возможное, чтобы помочь следствию. В первый же день, буквально через пару часов после получения SMS, я обратилась в полицию. Когда нужно было рассказать, что я знаю, я ходила – сначала в Подольское управление, куда я подавала заявление, а затем в Оболонское, куда передали мое дело. Интересно, что пока мое дело передавали из одного управления в другое, что заняло довольно много времени, дело не продвигалось – на момент передачи моего дела в Оболонское управление полиция даже не проверила номера, с которых приходили угрозы. Оказалось, что проверку не разрешала прокуратура. И полиция собиралась обращаться то ли в суд, то ли еще куда-то, чтобы получить разрешение на проверку номеров. Я не знаю, дала ли что-то эта проверка, но подозреваю, что злоумышленники не так тупы и, скорее всего, использовали одноразовые телефоны. Кроме того, установление владельцев карточек вряд ли покажет связь с заказчиком этих SMS.
Также всю информацию, которая у меня была, я опубликовала в блоге. Мне все же кажется, что все эти угрозы были со стороны Киевгаза, но доказать я этого не могу. Сможет ли полиция узнать больше, чем я – сомневаюсь.
– Как вы решили вопрос своей безопасности – если решали?
– Мне предлагала охрану и полиция, и редакция, и даже Киевгаз, как оказалось – я прочла об этом на их сайте. Но от личной охраны я решила отказаться, потому что поняла, что меня это испугает еще больше. Я решила, что не буду бояться, буду делать публичные шаги и помогать следствию. Конечно, после этой ситуации поняла, что могут быть разные варианты событий, но вводить себя в паранойю не хочу. К тому же, мне кажется, что те, кто это делал, сами не ожидали, какой шум поднимется вокруг этой истории. И сделали, наверное, себе еще хуже этим шумом.
– По вашим ощущениям, стало ли журналистам легче работать в Украине после смены Президента – или наоборот, тяжелее?
– Мне кажется, все зависит от того, кого ты заденешь своей публикацией. Иногда, как мы видим по ситуации в регионах, можно затронуть какого-то мелкого регионального чиновника – и нарваться на куда большие неприятности, чем если ты заденешь какую-то крупную шишку. Люди высокопоставленные, в том числе политики, настолько не обращают внимания на эти расследования и так ко всему привыкли, что они не будут угрожать. А в регионах чиновники куда чувствительнее. Впрочем, мне трудно судить: я пишу давно и про всех, и это был единственный случай угроз в мой адрес. Но можно прийти к выводу, что чем непубличнее контора или человек – тем жестче реакция.
– Почему после выхода вашей книги «Єлюди» вы вернулись в политическую журналистку?
– До выхода книги я шесть лет работала в «Корреспонденте», писала в основном о политике, и проект «Єлюди» был для меня абсолютной неожиданностью: я ничего подобного не планировала, книга началась сама собой. И до сих пор я считаю, что это лучшее, что я сделала за свою карьеру, хотя работа над этим проектом заняла немного времени. Но я не уверена, что можно назвать эту книгу журналистикой на 100%: ведь я не была безразлична к своим героям, испытывала к ним симпатию – и довольна, что в тот момент не работала в СМИ, поскольку была больше блогером, чем журналистом. Этот проект мне очень дорог, ему я отдавала очень много душевных сил и эмоций и отношусь к нему как к ребенку в каком-то смысле. Но не планирую возвращаться к этому жанру. Меня, кстати, часто спрашивают, почему я не делаю такую книгу о войне, про участников АТО. Но мне кажется, что о войне нельзя говорить понятиями «черное» и «белое», нельзя в нее вложить и тот смысл, который я вкладывала в мою книгу – ведь мой проект был о безобидных людях, у которых в руках не было оружия. Кроме того, делать подобный проект дистанционно невозможно, нужно постоянно находиться в зоне боевых действий, видеть, что происходит с людьми, своими глазами.
Так что я вернулась в политическую журналистику и собираюсь здесь оставаться. Но работа над «Єлюди» изменила меня: я стала куда жестче относиться к политикам. Пережив все, что происходило на Майдане и со мной, и с моими героями, хочется требовать больше ответственности от политиков за события в Украине.
– Считаете ли вы, что журналист всегда должен быть беспристрастным, и может ли называться журналистом тот, кто придерживается определенных политических взглядов?
– Если человек жестко декларирует свои политические взгляды, то, мне кажется, он является публицистом, блогером, колумнистом, но не журналистом. Другое дело, если речь идет не о симпатии к политической партии, а о гражданской позиции. Я, как и любой украинский журналист, выступаю против аннексии Крыма, считаю несправедливым то, что происходит на Донбассе, придерживаюсь проукраинских взглядов. Но это не означает, что журналисты должны закрывать глаза на множество проблем, которые существуют по нашу сторону линии фронта. Вот этого иногда не может понять общественность, в том числе некоторые блогеры. О проблемах нужно писать, иначе ты не добьешься того, чтобы их было меньше.
– Возникают ли у вас проблемы из-за языка, на котором вы работаете?
– В принципе, нет – книга была написана по-украински, на телевидении я всегда говорю по-украински, а журнал «Новое время» выходит по-русски, и, по большей части, никто не обращает на это внимания. Хотя недавно я была на интервью у одного политика и спросила его, можем ли мы говорить по-русски, поскольку публикация выйдет на этом языке, но если для него это принципиально, то он может говорить по-украински, а я потом переведу. Но он ответил, что будет говорить по-украински, а мне предложил говорить по-русски, поскольку «в Херсоне население в основном русскоязычное». Я родом из Херсона, хоть и жила там всего 16 лет – и он, видимо, хотел показать, что знает мою биографию и навел перед интервью справки. Так что дело было не в языке.
– Сейчас в СМИ активно обсуждается ситуация с запретом на трудоустройство Шустера. Вы считаете это проявлением наступления на свободу слова?
– Ток-шоу Шустера – не мой формат программы: хотя меня часто приглашали, я перестала к нему ходить. Устаю проводить столько часов в студии. Но я придерживаюсь той позиции, что у каждого есть своя аудитория, зрители голосуют за него, нажав на кнопку пульта. Савика можно не смотреть, ненавидеть, но причина, по которой ему аннулировали разрешение на работу, выглядит искусственно. Трудно поверить в то, что сотрудник центра занятости допустил какую-то оплошность, не разобрался в документах и принимал решение самостоятельно – уверена, что сотрудники Киевского центра занятости знают, кто такой Савик Шустер. И из-за очевидной придуманности ситуация действительно выглядит как наступление на свободу слова. Естественно, я против подобных шагов; никто не должен создавать искусственные запреты. Да, нам нужно выращивать своих звезд-ведущих, но это совершенно другая проблема.
– Не так давно глава Нацсовета по ТВ и РВ Юрий Артеменко в своем Фейсбуке предложил вообще запретить российским медиамендежерам занимать руководящие посты в украинских СМИ, чтобы они не формировали информационную политику.
– Я вообще против каких-либо запретов. Если человек явно просепаратистских взглядов и несет угрозу нашей стране, можно было бы обсуждать его трудоустройство. Но, мне кажется, людей с подобными взглядами много и среди граждан Украины. Значит, нужны какие-то критерии, которые бы учитывали профессиональные подходы и качество работы человека. У нас в редакции, например, работает гражданин России Иван Яковина, и претензий к его работе или сомнений в ее качестве, по-моему, ни у кого не возникает.
Фото - Громадське ТБ
