Григорий Решетник: «Чтобы как-то зацепиться на телевидении, я даже работал гримером»
Возможно, кто-то из поклонников телеведущего Григория Решетника уже и не поверит в то, что когда-то он не вел реалити «Холостяк» на СТБ и был занят другими проектами на других каналах. Сейчас, конечно, сложно это представить: на носу уже восьмой сезон проекта, и Решетник в который раз (седьмой, если быть точными) его ведет. Мы даже подумывали над тем, чтобы попросить Григория нам подмигнуть, если его держат в заложниках, и потребовать у команды проекта «Холостяк» выслать его фотографию со свежей газетой. А потом мы встретились с телеведущим лично и выяснили, что его долгожительство в реалити «Холостяк» добровольное. Больше того, поговорили о том, почему это хорошо, чем он помогает участникам шоу, что в его жизни было до «Холостяка» и почему он в студенчестве проваливал все кастинги.
— Григорий, конечно, все знают вас как телеведущего. Вот даже в кафе оборачиваются. Но я знаю, что вы и в театре как-то сыграли...
— Да, это было всего один раз, в 2015 году я сыграл в благотворительном спектакле, который поставил Саша Журавель. Тогда собралась антреприза из непрофессиональных актеров. Там были продюсеры — Алексей Гладушевский, кстати, — рестораторы, галеристы. Мы все собрались, чтобы поставить спектакль «Мистерия», деньги от которого пошли, если я не ошибаюсь, на аппарат для деток. Мы серьезно готовились — репетировали четыре месяца! Я похудел за это время килограмм на семь.
— Так нужно было для роли?
— Да, для роли. Я играл бомжа. Еще с самого начала мне предложили выбрать, кого играть. Я посмотрел сценарий, и вот, выбрал. Спектакль был о переживаниях человека, о том, что все связано и переплетено в этом мире. Я играл бомжа, который раньше был успешным бизнесменом, но его предали друзья — и вот так просто он попал по ту сторону баррикад. Очень актуальная, кстати, тема о том, что у нас всегда есть какой-то выбор, просто нужно уметь принимать решения и направлять свою жизнь в то русло, о котором давно мечтаешь. Моя роль в этом спектакле была одной из главных, поэтому пришлось порядочно над ней потрудиться. В результате все прошло довольно оживленно, с восхищением, и был даже такой резонанс, которого я, честно говоря, не ожидал.
— Хотели бы повторить театральный опыт? Может, еще что-нибудь сыграть на сцене?
— С одной стороны, я бы этого хотел, но, если честно, этой постановкой я пока удовлетворил собственное эго. Возможно, хотелось бы сыграть на одной сцене с профессионалами, с великими актерами. Но неохота делать это просто для галочки, ведь это энергозатратно и требует очень-очень много времени. Наверное, когда я разберусь со всеми своими делами — подарю много времени семье, закрою все финансовые вопросы, начну жить для себя и смогу играть для души, для зрителя, — я подумаю об этом еще раз. К сожалению, пока что в театральном мире нет денег. А ведь, наверное, каждый актер мечтает играть на сцене и не бегать по заработкам и кастингам.
— Вы обмолвились о походах по кастингам. Известный телеведущий Григорий Решетник ходит на кастинги? На общих основаниях?
— Да, когда я прихожу на кастинг, у всех именно такая реакция. А я прихожу, сажусь в общую очередь, и начинается такая легкая паника: все думают — то ли это розыгрыш, то ли задумка режиссера, проверка перед самим кастингом. Но мне в таких ситуациях даже сложнее эмоционально, потому что я узнаваемый в этой очереди, ко мне подходят брать автографы, советуются со мной, как им пробиться на телевидение...
— А вы им: «А мне самому как пробиться?»
— Я воспринимаю любой кастинг как тренинг. Когда умничаю перед студентами, то говорю им, что телеведущий всегда должен держать себя в тонусе. И когда я попадаю к режиссеру, который говорит: «Так, “Холостяка” я не видел, извини, я не смотрю телевизор, поэтому садись и давай расскажи, что ты там учил по роли», — это очень непросто. И это, конечно, держит в тонусе, таким образом я узнаю что-то новое и вообще пытаюсь просто почувствовать кино- и сериальную жизнь.
— И как часто у вас случаются такие вылазки на кастинг?
— Где-то раз в месяц, может, раз в полтора месяца.
— Почему-то вспомнила короткометражку с Трибунцевым о том, как актер пытается получить роль в кино. Надеюсь, у вас дело не так обстоит?
— О, это сильный фильм. Но у меня не так, конечно: его герой пытается всех обмануть, а у меня уже есть определенная деловая репутация и узнаваемое имя. Но иногда мне хочется немного обнулиться в некоторых вещах, тем более что мне есть чему учиться на этом поприще. Еще с университета нас приучили к тому, что если хочешь занять какую-то нишу на телевидении, должен чувствовать себя комфортно и органично в любой роли. Поэтому во время учебы я приходил на все конкурсы Михаила Поплавского, был во всех массовках, снялся в трех клипах, опять же в массовке, познакомился с режиссерами, которые потом рекомендовали меня как профессионала на телевидение. Ничего не бывает просто так. К сожалению, многие молодые люди, когда предлагаешь им поучаствовать в имиджевых для них проектах, сразу спрашивают о цене. Они, кстати, чаще всего потом не отрабатывают эти гонорары и не справляются с заданиями. Но у них на первом месте цена. Мне кажется, это не всегда правильно, и деньги обязательно придут, но нужно сначала показать, чего ты стоишь.
— Какие имиджевые проекты были у вас на старте карьеры? Кроме клипов Поплавского, о которых вы уже сказали.
— Первый проект, в который я просто вцепился зубами, был в 2005 году. Я тогда учился на втором или третьем курсе. И вот нас всех буквально загнали на кастинг, который я каким-то чудом выиграл — и начал вести дневную 20-минутную программу на Первом национальном. Она называлась «У нас все вийде». Кстати, о гонораре. Если стипендия на тот момент у нас была около 130 гривен, то за эту программу я получал то ли 20, то ли 40 гривен в месяц. Но ведь многие вещи мы делаем не из-за денег. Более того, я потом, чтобы как-то зацепиться на телевидении, даже работал гримером. Наш мастер курса предложил такую вакансию, и я с одной девочкой разыграл вакансию в лотерею и выиграл. Все, конечно, смеялись, мол, Гриша — мальчик, и вдруг будет гримером. А я говорю: «Я справлюсь». Потом некоторое время я работал в одной программе администратором, снимался еще в массовках. А затем был голосом одного известного проекта.
— Вы говорите о первом сезоне шоу «Танці з зірками»?
— Да-да, «На паркет для виконання танців запрошується...» — это все было моим голосом. Это был в каком-то плане стартовый толчок для моего голоса. Тогда я очень хотел попасть в кадр, но долгое время у меня не получалось пройти кастинг — я проиграл порядка 20 проб на разных телеканалах. И тогда я начал завоевывать нишу дикторства. Это все привело к тому, что в какой-то момент я одновременно озвучивал на пяти телеканалах около 15 проектов.
— На какой канал ни переключи — а там все вы да вы...
— Я, конечно, как-то менял голос, пытался для каждого проекта придумать что-то особенное... Некоторое время даже вел четырехминутную рубрику о строительстве в утреннем шоу. А потом в моей жизни появился СТБ — «Невероятная правда о звездах», и уже через год — «Холостяк».
— Вы сказали, что провалили множество кастингов. Уже теперь, будучи опытным телеведущим, вы анализировали, что тогда делали не так? Почему у вас тогда ничего не получалось?
— Я думаю, что был недостаточно профессиональным. Это, кстати, всегда сложно объяснять творческому человеку и даже самому себе. Поэтому очень многие люди, проучившись пять лет и посетив два кастинга, где им отказали, разочаровались в профессии и сказали: все, теперь сетевой маркетинг... Вначале ты обвиняешь кого-то: продюсера, судьбу, родителей, мастеров. Но лично я потом пришел к выводу, что все-таки это мои недоработки. Где-то у меня хромала техника речи, не был должным образом поставлен голос. Для некоторых проектов не хватало знания украинского языка. Но так или иначе я пробовался везде: и на новости ходил, и на какие-то политические шоу, где меня не ждали. И это был тот опыт, который в итоге выстрелил. На кастинг «Невероятной правды о звездах» я ходил полгода — меня все время просили над чем-то поработать: подстригись, похудей, опять отпусти волосы... Конечно, когда уже потом видишь себя в эфире, это невероятное счастье, но до этого очень сложно, каждый кастинг — непростое испытание. У меня однажды были такие пробы на радио, которые я вспоминаю до сих пор: я тогда учился на четвертом курсе и мне сказали, что я вообще бездарь, что все это не мое.
— Кстати, о профессионализме и профессии телеведущего. Расскажите о нюансах: что именно делает человека профессионалом. Ведь многие считают, что нет ничего сложного: стал перед камерой, прочитал текст... Объясните таким людям, почему, грубо говоря, не может любой встать с дивана и пойти работать в кадр?
— Это очень просто объяснить. Большие сложности у всех, кто претендует на звание телеведущего, возникают из-за закомплексованности каждого из нас, из-за зажимов. Вот ты появляешься перед режиссером — такой красивый человек, которому на протяжении 20 лет и мама, и бабушка говорили, что «ты самая красивая девочка», «ты самый красивый мальчик». А здесь тебе вдруг говорят: «Да что-то как-то не так» или даже: «Ты бездарность». И все комплексы, которые рождались еще в школе, когда ты боялся выйти к доске, боялся публичных выступлений, потому что все смеялись, в этот момент усугубляются. Так вот, всегда нужно отдавать себе отчет, что это твоя профессия, всегда нужно спокойно относиться к публичности и уметь смеяться над самим собой. Дальше необходимо умение импровизировать. Опытных ведущих очень трудно загнать в угол в разговоре, поставить в неловкую ситуацию — импровизация может всегда вывести из любого тупика. А для этого нужно обладать хорошим багажом знаний, смотреть разные программы, жить телевидением, интересоваться всем, что здесь происходит.
— Чтобы всегда быть в контексте?
— Да, нужно знать понемногу обо всем, в том числе о журналистике. Но еще телеведущему очень важно чувствовать! От него должна исходить энергия — нужно же что-то отдавать людям. Вообще телеведущий — это очень сложная и ответственная профессия. Ты — связующее звено между зрителями и многочисленной командой проекта. Ты об этом не задумываешься, но доносишь до зрителей наработки продюсера, режиссера, редакторов, дополняя это своей подачей, и ответственность — колоссальная. Представьте: первую вечеринку проекта «Холостяк» снимают около 150 человек, а в кадре видно только тебя как ведущего, и все они как бы за твоей спиной.
Еще о сложностях: в нашей профессии не существует понятия «с восьми до шести», «с шести до двенадцати» — мы снимаем, пока не снимем. Еще я должен сказать, что в этой профессии очень важно не потерять себя. Потому что здесь много соблазнов — это первая слава, первая узнаваемость, первые успехи. Когда тобой начинают восхищаться, ты думаешь, что уже взлетаешь, но этот взлет иногда заканчивается падением. Это эмоционально сложная профессия, в которой постоянно нужно совершенствоваться. Но при этом всем я горжусь тем, что я телеведущий, потому что это искусство.
— Вы описали столько сложностей... Назревает вопрос: ради чего все эти жертвы?
— Во-первых, я здесь реализовываюсь. Я ведь в свое время начинал учиться на финансиста, потому что в Николаеве, где я вырос, это была самая престижная профессия. А до этого я играл в КВН, участвовал в разных студиях, занимался танцами. И весь год учебы на финансовом я просто жил в тирании, учил высшую математику, сдавал все это, как-то цеплялся зубами, и параллельно играл в университетских театрах и все время мечтал о своей профессии — диктора и ведущего. Когда я бросил университет после первого курса, на меня смотрели, как на сумасшедшего, да я и сам не до конца был уверен, что мальчик из Николаева сможет чего-то добиться на телевидении, но верил в это. И сейчас мне безумно приятно осознавать, что все риски оказались оправданы.
— Ваша супруга некоторое время работала в «ТСН». Каково это — два человека с сумасшедшей по нагрузке и графику профессией в одной семье? Какая была погода в доме? Потому что кажется, что для баланса хоть у кого-то из двоих должно быть более спокойное занятие.
— Погода у нас бывает разная. Наше первое свидание с Кристиной прошло где-то с 23:00 до 02:00: мы играли в боулинг и смотрели кино, а потом я отвез ее на работу к трем часам ночи — потому что тогда Кристина работала на утренних выпусках. И, знаете, это было нормально. Нам очень помогает то, что мы из одной профессии — мы хорошо понимаем друг друга. Моя супруга разбирается в телевидении: анализирует, что-то советует, подсказывает — и это очень помогает. И я рад, что она у меня такая: умная, грамотная, успешная.
— Кстати, возможно, вы сможете ответить на этот вопрос: насколько непростым было решение завести детей именно с точки зрения загрузки на работе? Не всем успешным женщинам, которые хорошо реализовываются в профессии, легко вот так взять и уйти из нее.
— У нас на первом месте всегда семья, дети. Мы поженились и вначале, конечно, занимались профессией, года три жили без деток. Потом родили Ванечку и были безумно рады. А потом уже возник этот вопрос: а возвращаться ли? И как-то решили, что пока что возвращаться рано. Наверное, это была даже моя инициатива, потому что мне очень хотелось, чтобы на данном этапе Кристина занималась семьей, мной — это мне было и тогда, и сейчас необходимо. Но я не боюсь самодостаточности жены — более того, я понимаю, что если эта пауза затянется, это может отразиться и на моей профессии, и на нашем жизненном укладе. Поэтому я приверженец того, что можно успевать абсолютно все, но инициатива должна исходить от жены, от того человека, который сидит в декрете или заскучал по работе. Я всегда спрашиваю: готова вернуться — не готова? Я уверен, что у Кристинки есть амбиции, она хочет быть в профессии, ей есть что сказать. Сейчас детки еще маленькие, но когда чуть подрастут, думаю, она снова вернется к журналистике. Тогда это будет и меня еще больше стимулировать, и ей будет интересно.
— К вопросу о реализации. Сейчас вы узнаваемы в большей степени, конечно же, как ведущий шоу «Холостяк». Насколько вам все еще уютно и комфортно в этой роли? Нет ощущения, что ее переросли, что хочется чего-то совершенно другого?
— Плох тот ведущий, который не хочет расти и развиваться в профессии, но всему свое время. Я думаю, что, наверное, могу и больше в плане мастерства телеведущего, потому что все-таки в проекте «Холостяк» я — не главное звено. На первом месте, конечно, Холостяк, девушки. А я — скорее помощник, такой вот ведущий-психолог. Это нелегкая задача, потому что у нас настоящее реалити, задействованы живые чувства. «Холостяк» я веду уже на протяжении 6-7 лет. И если получаю приятные лестные отзывы — значит, я должен здесь быть, значит, так распоряжается судьба. Нас смотрят, нас любят, и я не очень понимаю, как можно уйти из одного из самых рейтинговых проектов страны. К слову, давайте обратим внимание на западное телевидение, где ведущие могут работать в одном проекте 30–35 лет — и все это время выглядеть в нем органично. Я же очень рад, что в «Холостяке» остаюсь Григорием Решетником, для меня это важно.
— А насколько вы остаетесь Григорием Решетником? Герои и героини — не всегда приятные люди, нежные фиалки... Насколько сложно держать баланс между тем, как разговаривал бы с ними Григорий Решетник, и тем, как это делает ведущий программы «Холостяк»?
— Этот вопрос прямо в точку! Ведь в этом еще одна сложность профессии телеведущего. Ты должен представлять интересы зрителя и при этом помнить о задачах режиссера, наставлениях продюсера. Но еще нельзя потерять свое личное видение и личный взгляд на жизнь, чтобы не превратиться в «говорящую голову». И найти баланс между этим всем — это и есть успех. На проекте я выступаю не только ведущим, но и примером для наших героев. Ведь это проект о чувствах, об отношениях. Я в своих отношениях счастлив, потому мне легко вести именно романтическое реалити. Если бы я вел программу об асфальтоукладчиках или об аграриях, мне было бы немножко сложнее. И, возможно, там бы я как раз выступал говорящей головой. Ну а эта тема, что называется, легла и на душу, и на сердце — и это, конечно, чувствуют зрители. Я подсказываю что-то героям, разговариваю с ними, но при этом у меня, естественно, есть и определенные задачи, основная из которых — не мешать и не вмешиваться, ведь на кону — чувства героев, и они сами должны в них разобраться.
— Какие еще задачи ставятся перед вами? Наверняка вы смотрели американский сериал о съемках «Холостяка». Если ему верить, то в американской версии этого шоу от продюсеров может поступить заказ типа «пойди и спровоцируй героев на какой-то конфликт». Я почему-то свято верю, что у нас задачи звучат по-другому.
— У нас ведущий «Холостяка» чаще всего, наоборот, тушит всякие пожары. Например, если девушки сильно ссорятся, их надо как-то помирить, помочь им осознать происходящее. Задачи бывают разве что технического, режиссерского характера: нужно записывать заявочные планы, подводки. Но, в основном, моя миссия на этом проекте следующая: понять и презентовать для зрителей каждую личность, которая присутствует в нашем проекте. Да, иногда они мне кажутся слишком молодыми, иногда — слишком серьезными. Но важно не ломать их. Если мой совет героям интересен, я делюсь своим жизненным опытом, а они уже сами делают выбор.
— Вам не кажется, что на украинском ТВ сейчас очень много реалити? У нас ищут любовь, разбираются с проблемами в семье, с внутренними разладами, реализовываются в профессии — и все через телевидение, все через реалити. Вам не кажется, что происходит некая подмена понятий: мы заменяем реальность жизненную реальностью телевизионной? И вообще нормально ли решать такого рода проблемы через ТВ?
— Телевидение, и в частности реалити СТБ, во многом помогает людям решить их затянувшиеся жизненные проблемы. Сейчас мне сразу пришел в голову проект «Я соромлюсь свого тіла» — там спасают людей, от которых в реальной жизни отказались врачи. И тот же проект «Хата на тата», когда героев помещают в такие предлагаемые обстоятельства, что они задумываются над своей дальнейшей жизнью. Почему сейчас так много реалити? Есть спрос у населения. Мы же девушек не затягиваем на «Холостяк», просто приходит три тысячи человек на кастинг, и мы выбираем двадцать пять. Если у человека есть цель что-то изменить в своей жизни, если он приходит на проект не просто ради развлечения, проект обязательно ему поможет. Телевидение любит хэппи-энды, чтобы в конце летели конфетти, были свадьбы, любовь, здоровье, понимание в семье и много счастья. И я могу за себя лично дать слово: я искренне хочу, чтобы все девушки и холостяки обрели любовь и нашли свое счастье.
— Смотрите, как интересно получается: мы очень часто ориентируемся именно на американское телевидение, у нас множество форматных проектов оттуда, но, с другой стороны, там, где, например, они делают акцент на драме, на трагедии, мы, по вашим словам, наоборот, «тушим пожары», все сглаживаем. Вы знаете что-то о различии запросов украинского и, скажем, американского зрителя?
— Отвечая на этот вопрос, нужно представлять полную картину, целостную. Мне кажется, суть в том, что в американском обществе все более-менее предсказуемо: да, есть драматичные, острые моменты, но так или иначе образ жизни большей части населения говорит о том, что им иногда не хватает пиковых эмоций...
— То есть так стабильно и нормально, что иногда хочется драмы?
— Да, это если говорить в целом. Поэтому американцы так любят фильмы ужасов — это их жанр, они их придумывают, постоянно стимулируют, чтобы эти пиковые эмоции собрать. А у нас в жизни очень много эмоций, их не нужно дополнительно стимулировать или создавать искусственно.
— А о чем бы вы лично хотели разговаривать со зрителями как ведущий? Какого рода проект хотели бы вести в будущем?
— Я хочу именно разговаривать в проекте, поэтому мне было бы интересно попробовать себя в каком-то ток-шоу. Возможно, создать что-то свое. Ведь нет ничего интереснее человека — такая, наверное, банальная прописная истина. И мне хочется делать наших людей еще более счастливыми, хочется, чтобы они избавлялись от комплексов, каких-то стереотипов.
— Так что, будем ждать, когда вы накопите силы и, возможно, предложите свой авторский формат?
— Возможно. Я еще не показал даже половины того, что могу, так что впереди нас ждут великие дела! (Улыбается.)
Фото: Андрей Шматов
