Как снимали первого «Холостяка» и что происходило по ту сторону экрана — рассказ «холостячки»

На телеканале СТБ идет подготовка к девятому сезону романтического реалити «Холостяк». Но поклонники проекта продолжают следить и за героями предыдущих восьми сезонов. Многие из них предпочли карьере семью и непубличный образ жизни, другие же стали более знаменитыми и успешными после участия в шоу. Но даже те участницы, которые впоследствии нашли себя на телевидении или на сцене, не спешат рассказывать о кухне «Холостяка»: возможно, к молчанию их обязывают контракты, возможно, личные соображения. Зато о съемках реалити могут рассказать участницы первого сезона украинского шоу — оказывается, контракты, которые подписывали девушки тогда, все-таки давали некоторую свободу, к тому же их действие уже закончилось. Мы встретились с участницей первого сезона «Холостяка» Мариной Аристовой (на время участия в проекте — Дурицкой).

Марина не скрывала тогда и не отрицает сейчас, что на проект пришла не за любовью, а за пиаром — она мечтала впоследствии закрепиться на телевидении в качестве ведущей. Но, покинув шоу, главным героем которого был танцовщик Максим Чмерковский, в скором времени встретила настоящую любовь — бизнесмена Юрия Аристова — вышла за него замуж и ушла в декрет. Мечты о работе на телевидении пришлось отложить. На сегодняшний день Марина Аристова — мама троих детей, бизнесвумен. Пожалуй, сейчас настал тот момент, когда она может вернуться к осуществлению своих давнишних планов. Кстати, Марина как раз работает над этим и не исключает, что в скором времени телезрители все-таки увидят ее в роли телеведущей.

А пока мы воспользовались возможностью поговорить с участницей первого «Холостяка» о том, как устроено реалити изнутри, насколько реальны чувства, которые показывают зрителям, какова роль редакторов в том, что происходит в кадре, а заодно обсудили уже вышедшие сезоны «Холостяка» и то, насколько удачным был подбор героев для них.

«Договор был сырой и, при желании,
его можно было с юристами полностью оспорить»

— Как для вас начинался «Холостяк»? Как вы вообще отважились пойти на кастинг такого проекта?

— Я не знала, на кастинг какого проекта я иду. Мне позвонили, спросили, не хочу ли я попутешествовать за счет телеканала по миру, и пригласили на кастинг. Я спросила, что это за проект, мне ответили: «Узнаете на кастинге».

И вот я приехала из Одессы, не накрашенная, в странном балахоне и шлепках — с поезда же. Захожу в летний дворик телеканала СТБ — и меня настигает ужас. Там девочки в боевом раскрасе, в нарядах невообразимых. С мамами, подружками — целой группой поддержки. Я давай узнавать, что это за проект, о чем…

Узнала, что это «Холостяк», где «один мужчина и куча женщин, которые за него борются». Я сразу подумала: «О, нет, куда я пришла?». Но раз уж я приехала и было время до вечернего поезда обратно в Одессу, я решила пойти поржать на кастинге. Все равно, думаю, не пройду — там девочки 180 см роста, сиси, попы, губы — фул! И я на их фоне — такая серая мышка.

— И как проходил кастинг?

— Первый этап — общение с журналистами. Мы просто рассказывали о своей жизни, а они задавали вопросы: где родились, какая семья, мужья, разводы, работы и все такое.

А следующий этап — в другой комнате, уже с камерами, в присутствии режиссера, двух психологов и еще каких-то людей. Ты садишься на стульчик — перед тобой два психолога Лена и Мих Михыч, они спрашивают о разных вещах (Лена, кстати, потом на проекте с нами работала). Мих Михыч — интеллигентный дедушка с бородкой — стал меня убеждать, что у меня есть какие-то страхи, и вообще какую-то чушь про меня говорить. Я стала ему оппонировать, и мы вступили в конфликт. Я же все равно не собиралась идти в это шоу, так что мне было все равно.

После этих двух этапов собрали толпу девочек, к нам вышла руководитель проекта Елена Викторова и сообщила, что тем, кто пройдет дальше, позвонят в июле. А дело было весной. Я потом подошла к ней и спросила: «Это явно не мой проект, я, наверное, приехала не по адресу. Мне кажется, во всей вашей истории мозги не ценятся, да?» Потом она мне признавалась, что именно в этот момент меня запомнила.

— И вам, вопреки вашим ожиданиям, позвонили в июле?

— В том и дело, что нет. Заканчивается август — и тут звонок: на СТБ ждут меня на докастинге. Оказалось, что это полный медосмотр. Нас осматривали вдоль и поперек, мы сдавали кровь на СПИД, на гепатит… Единственное, чего не было, по-моему, гинеколога. Но все серьезно, будто в космос готовили (Смеется.) После медосмотра мы подписали договор о том, что мы не против сниматься в этом шоу. Оказалось, что там предусмотрена какая-то неустойка, но об этом я узнала потом.

— Вам хоть дали этот договор внимательно прочесть?

— Да, конечно, я всегда читаю документы, которые подписываю.

— И это был тот самый основной договор, по которому вы дальше сотрудничали, или были еще какие-то бумаги?

— Да, это был основной договор. На самом деле, он был очень сырой, в нем было множество недоработок, благодаря которым его можно было с юристами оспорить. Я его подписала и уехала. Мне сказали, что позвонят в сентябре, и к концу сентября мы все должны были быть готовыми уволиться с работы — это было условием договора. Еще там говорилось о том, что нужно на время съемок оборвать все связи. Я сказала «хорошо», но увольняться не спешила. Потом еще в Одессу приехала съемочная команда и сняла «визитку» — ту историю, которую потом показывали в шоу.

Мне позвонили в середине октября: «Через два дня начало проекта, мы вас ждем». Я им: «Я болею, у меня температура сорок, не могу ехать, извините. Значит, не судьба». Проходит неделя — они мне снова звонят: «Только для вас и только сегодня в виде исключения. Вам нужно приехать». И я поехала.

— И вы взяли и уволились с работы, все бросили?

— Я подстраховалась: ушла со старой работы, а наготове была уже новая. Через месяц у меня должен был запускаться новый ресторан, и я — по моим планам — благополучно должна была вернуться к его запуску.

— А как насчет того, чтобы оборвать все связи? У вас же на тот момент уже был ребенок?

— Во время проекта у нас была возможность звонить детям, родственникам с админского телефона — но только под присмотром администратора, чтобы не сливалась какая-то лишняя информация. А вообще телефоны забрали в начале проекта, сложили в сейф на канале и отдавали уже по возвращении домой.

— Как начинался проект? Был ли какой-то подготовительный период, или сразу — в кадр и в страсти?

— Сначала нас — 25 или 28 девочек — увезли в Зазимье, в какой-то старый заброшенный санаторий. Нас поселили по двое в комнате и две недели каждый день проводили психологические игры — они прощупывали, какие мы личности, что у нас интересного, какие тараканы в голове. Это было до съемок первой серии. Мы вообще не знали, кто «холостяк» — это держалось в невероятной тайне.

Все эти игры мне ужасно надоели. Я решила поговорить с руководителем проекта. Предложила убрать меня еще в первой серии, потому что я устала. Она ответила, что это невозможно, потому что я из Одессы и он из Одессы, я ему, скорее всего, понравлюсь… Я осталась. В общем, прошла первая церемония роз, 15 девочек получили розы… И засосало меня на два с половиной месяца.

«В туалет за нами не ходили, и спали мы без камер»

— Главный вопрос, который мучает всех телезрительниц: сценарий в этом шоу есть?

— Сценария не было! Вот прям такого, чтобы: «Ты говоришь вот это, думаешь вот так, ходишь вот так, реагируешь вот так…» У нас даже «уха» не было — ничего никому не подсказывали.

— А у Максима было «ухо»?

— Да, у Максима было, конечно. Он американец, и хотя хорошо говорит по-русски, менталитет все равно другой, и он немножко подтормаживал, нюансы недопонимал. И ему, естественно, помогали, объясняли. Но у Максима всегда было свое мнение. Он не велся ни на какие указки, говорил: «Что-то не нравится — пока, я уезжаю». Он очень жестко себя вел. Поэтому и реалити получилось успешным. Я считаю, что залог этого успеха — в характере Максима.

— Сценария подробного не было, но, насколько я понимаю, именно съемочная группа придумывала и продумывала все свидания — этим занимался не сам «холостяк»?

— Конечно, мини-сценарии, подготовительные, на свиданиях были — потому что все это локации, какие-то технические штуки, которые нужно заранее готовить и о которых нужно заранее договариваться — это же чужая страна! Но это были не те сценарии, которые как-то глобально влияли на ход событий.

— Был ли хоть минимальный оттенок интимности в этих свиданиях? Или нет: вокруг — толпа людей с камерами?

— Толпа людей с камерами была всегда. Первый месяц ты еще обращаешь внимание на все это. Петличка, которую тебе засовывают как угодно и куда угодно… Звукорежиссеры, операторы, редакторы — постоянно какие-то люди вокруг. Но через месяц ты настолько втягиваешься в эту историю, что уже не реагируешь. И реально ходишь на свидания.

— На какие камеры все это снималось? Сейчас, мы знаем, есть вообще возможность снимать реалити на маленькие GoPro, на какие-то другие компактные камеры…

— У нас не было GoPro, не было маленьких камер, не было скрытых камер! В туалет за нами не ходили, и спали мы без камер. Все было по-человечески. В Украине у нас была профессиональная аппаратура — огромная такая. А за границу всю эту технику, конечно, везти было дорого и тяжело, поэтому там справлялись профессиональными фотоаппаратами.

«Нам все время что-то подкидывали,
чтобы развести нас на эмоции»

— Как происходила съемка в плане распорядка дня? Вы просыпаетесь без камер, а потом в дверь стучат и говорят: «Внимание, начинаем съемку»?

— Нет. Мы просыпаемся, приходят стилисты, визажисты, распределяют нас между собой, делают нам нюдовый макияж. Тебя красят, укладывают, ты выбираешь себе «домашнюю одежду», показываешь стилистам, они ее утверждают. Потом все спускаются в общую комнату — как будто только проснулись, как будто все такие естественные и вообще не накрашенные ни разу. (Смеется.)

Потом  нас завтрак, обсуждение каких-то событий, конверт с приглашением на свидание. Тогда же и наши реакции снимали и все такое. Кто-то бежал за этим конвертом, а остальные уже были готовы убить этого человека — все это было по-настоящему.

— Но вы чувствовали, что вам подкидывают какие-то манки, провоцируют вас на что-то?

— Нам все время подкидывали что-то, чтобы развести нас на эмоции. Причем нам не всегда подкидывали правду. У нас с редакторами все время были «теты» — общение тет-а-тет «редактор — участница». Редакторы задавали нам какие-то вопросы и ожидали определенных ответов. «А ты знаешь, что Максим с Кристиной целовался взасос? Как ты к этому относишься?». Кто-то велся на эти истории. И потом Кристину на общем собрании начинали гнобить — хотя на самом деле она даже не целовалась с ним.

Но я человек взрослый и опытный, я понимала, куда шла… Я девочкам говорила: не ведитесь. Сама глазами не увидела — не слушай никого. Если сказали — подели на сто. Девочки отвечали «спасибо» — и благополучно велись…

— Общение с редакторами было регулярным?

— Да, каждый день! После каждого собрания, каждого свидания, вообще после любого события нас интервьюировали.

— В Америке несколько лет назад вышел сериал «Нереальное шоу» (Un-Real) как раз о съемках «Холостяка». Главная героиня — редактор проекта: она провоцирует девушек всеми правдами и неправдами, одну даже почти доводит до самоубийства. Насколько жестким и сильным было влияние редакторов в украинском «Холостяке»?

— У нас все не так жестко. У нас работают очень приятные люди в съемочной группе. По крайней мере, в нашем сезоне был суперколлектив.

— Вне площадки, вне съемочного процесса, у вас завязались дружественные отношения? Вы общались со съемочной группой?

— Я — да. (Улыбается.) Мне бывало откровенно скучно на проекте. Потому что обсуждать с утра и до утра, кто поцеловался, кто кого погладил по ручке, какой Максим хороший или какой он плохой, — мне вообще неинтересно. И я или раньше уходила спать, или шла на поиски общения с человеком из «другой жизни», чтобы получать извне хоть какую-то информацию. Мы хорошо общались со всеми, кроме режиссера.

— А почему так?

— Ну, Ксюша Бугримова (на тот момент — режиссер проекта, в последующих сезонах — его продюсер и руководитель. — ДМ) меня, естественно, не любила, потому что я мешала делать шоу сильно ярким. Мне было действительно скучно, и я раскрывала какие-то редакторские обманы, рассказывала девочкам, кто куда пойдет на свидание, кто с кем куда поедет… Я что-то слышала, что-то додумывала — и рассказывала, развлекалась тем, что была Шерлоком Холмсом на проекте.

— По поводу скуки: вы не получали никакой информации от внешнего мира. Как вы не сорвались? Работали ли вы с психологом?

— У нас была психолог Лена Любченко — она с нами ездила по всему миру. Когда нужно было, можно было сказать: «Мне нужна Лена!». И мы шли с ней общаться за кадром. Я уверена, что Лена не сливала информацию. Наверное, она давала редакторам какие-то вводные, но не выдавала им все в том виде, в котором мы ей все рассказывали. Так что у нас был реальный психолог. И он на этом проекте действительно очень нужен.

— Елена была единственным психологом на всех вас?

— Да.

— А сколько было редакторов на вас, участниц?

— Ой, я не знаю, человек пять.

«У Максима только с Сашей были настоящие отношения,
все остальное — смонтировано»

— Какой был распорядок дня у вас? Вы уже немного рассказали о том, как начиналось утро, что было дальше? Чем занимались, например, те, кто не шел на свидание?

— У нас не было четкого распорядка на каждый день. Кто-то идет на свидание — у остальных девочек свободное время. Нам давали какого-то «няня», «воспитательницу»… Мы шли гулять, на рынок, в супермаркет или готовили еду — в Испании мы сами себе готовили на вилле. Мы могли заниматься, чем хотели, и мы гуляли, что-то смотрели, бегали по вечерам…

— Почему вы так долго там оставались, учитывая, как вам было скучно?

— Во-первых, как оказалось позже, с холостяком я была знакома за три года до проекта.

— Вот это неожиданно!

— Мы оба об этом совершенно забыли — и вспомнили только в Одессе. Я когда-то там управляла одним рестораном, и однажды мы оказались в одной компании. У Максима был знакомый, который за мной в то время ухаживал, но я на него не реагировала. Они целой компанией — эмиграционной русскоговорящей тусовкой из США — пришли ко мне в ресторан, и Макс там был.

И вот уже на «Холостяке» в Одессе, выяснив, что у нас есть общие знакомые, вспомнив, что мы когда-то виделись, мы начали с Максимом дружить. Я не рассматривала его как партнера, мужчину. Я не верила во всю эту муть на проекте. Я же адекватна. (Улыбается.) К тому же я не шла на проект за любовью. Я шла за пиаром, чтобы впоследствии стать телеведущей. Я никогда этого не скрывала. Мы с Максимом были друзьями, у нас были свои секретики, какие-то свои фишки. И вообще, по его сценарию, в финале должны были оказаться я и Саша, с которой у него реально завязывались отношения. Кстати, я им даже помогала их строить…

— То есть, даже в таких нечеловеческих условиях, под прицелом камер, все равно возникают реальные чувства?

— Да, по-настоящему у него только с Сашей были отношения. И со мной — дружеские. Все остальное было по большей части смонтировано. Редакторы пытались романтику засунуть… Он изначально не рассматривал всерьез никого, кроме нее.

Вообще-то у него была девушка, когда он пришел на проект. Об этом тоже знала только я. Ему дали хороший гонорар — он, по-моему, самый дорогой холостяк за всю историю съемок.

— К тому же первый!

— Да, первый, и самый дорогой. К тому же реальная звезда. За ним папарацци в Америке охотились, он зарабатывал большие деньги.

На момент начала проекта у него была девушка. На Новый год он уезжал на неделю в отпуск. А потом сказал, что больше не хочет с ней отношений, потому что это нечестно, и что у него тут, в Украине, могут быть отношения с Сашей. Так что можно точно сказать, что с Нового года он строил с ней отношения. Сашу выбивали с проекта несколько раз — всякими интригами. И я несколько раз ее за уши тянула, говорила: «Закрой рот, здесь промолчи», «А ты, Максим, не ведись, это провокация!». Я им реально помогала. А потом я влюбилась.

— В Максима…

— Да! Когда у тебя свидание с раннего утра и до поздней ночи в суперромантических условиях, устоять почти невозможно. Тогда даже Максим не понял, что происходит. И в конце свидания он растерялся, спрашивает меня: «Что происходит?». А я отвечаю: «Не знаю». Сама понимала, что реально влюбляюсь. А ему было неудобно перед Сашей.

Я понимала, что остается всего две недели до конца проекта и я не готова своими чувствами жонглировать. Я не верила, что за две недели что-то может кардинально поменяться в его голове. К тому же Максим порядочный. Он отвечает за свои слова. Даже если он в глубине души захотел бы меня выбрать, он бы не смог этого сделать из-за своей порядочности.

— Именно это было причиной вашего ухода?

— Да, это было не по сценарию. Меня ненавидели все: генеральный продюсер, режиссер… Они говорили: «Что ты делаешь? Ты же в финале! Успокойся!» Я говорила: «Давайте я с ним поговорю. Если да — то да, если нет — я ухожу». До самого последнего кадра никто не знал, ухожу я или нет. Даже я не знала. (Смеется.)

— Вы же, получается, заранее ушли, с вас могли потребовать неустойку?

— Нет, в правилах шоу есть такой пункт: ты можешь не взять розу. Я об этом узнала где-то на третьем эпизоде. Там это сильно не афишировалось. Но факт остается фактом: ты можешь не взять розу и по формату проекта ты имеешь на это полное право. Просто зритель должен понять, как ты ушла, почему ты ушла.

— И вот вы ушли, и, получается, редакторы стали подтягивать в эту романтическую историю Яну Соломко?

— Они, во-первых, стали подтягивать Надю — они ее оставили, хотя Максим ее не переваривал. Яну, в принципе, тянули по проекту как «Золушку», но тут уже была патовая ситуация и надо было романтику рисовать. Они и начали максимально эту историю за уши тянуть.

«Они хотели сделать из меня “Золушку”: сирота, мать-одиночка…»

— Вы же потом смотрели, как оно все на экране получилось?

— Конечно, смотрела.

— Тяжело было смотреть, в частности, на себя?

— Нет, я вовремя ушла. Плюс, они же все довольно по-честному смонтировали. Да, где-то они на Саше перегнули в плохую сторону, на Яне где-то перегнули в романтическую сторону — хотя Максим никогда к ней ничего романтического не испытывал в принципе. Он к ней относился, как к младшей сестре: хорошо, трогательно, но никаких отношений с ней точно не планировал. Я понимала, что по формату надо было какую-то интригу создавать — а то было бы совсем все очевидно. И мне как зрителю было интересно смотреть.

С проекта я уехала и сразу окунулась в работу. Потом в ресторане были просмотры «Холостяка». Меня спрашивали: «А это все не монтаж?». Я отвечала, что это все правда и не монтаж.

— Не осталось ли неприятного осадка от того, что вашу жизнь, ваши эмоции и чувства взяли и вывалили на экран? Что-то подмонтировали, что-то дотянули?

— Меня показали очень честно. Меня не домонтировали и не дотянули ни в плохую, ни в хорошую сторону. Я получилась такой, какая я есть. И за это меня еще больше не любили — потому что провокации были все время, а я отвечала: «Я вестись на это не буду. Это увидит вся Украина».

— Какого рода это были провокации?

— Хотя бы то, что они хотели сделать из меня «Золушку»: сирота, мать-одиночка, жить негде, есть нечего, жизнь ужасна… Ну какая у меня ужасная жизнь? Я управляю рестораном! Да, я не замужем, у меня нет родителей… Ну так и что? Все в Одессе знают, что у меня все хорошо. Я сказала: «Я так не буду играть».

— Это когда визитку снимали?

— Да, когда еще образ прорисовывали. Я им сказала: давайте по-честному. Да, я одна, но я не страдаю на улице и не голодаю. И они пошли на это, потому что поняли, что со мной так не получится.

— А как вы считаете, если уж вас так не любили за правдорубство и неуправляемость, почему вы там так долго продержались? Почему они не попытались вас «выбить», как пытались это сделать с Сашей?

— Потому что Максим за меня был. Решал реально он. Если бы решали продюсеры и режиссеры, может быть, я ушла бы раньше. Он ставил ультиматум: «Если вы хотите, чтобы эти девушки ушли, я уйду с ними». Я думаю, что я из-за него оставалась так долго.

— Может, вы знаете, как работали редакторы с Максимом? Если вам потихонечку капали на мозг…

— Ему тоже капали, давали дезинформацию, его тоже расшатывали. И я потом находила возможность сказать, что его обманули. Я знала, что ему тоже заливали какие-то неправдивые штуки, и он из-за этого начинал нервничать, психовать.

— Именно поэтому после шоу вы на видеоконференции сказали, что больше не согласитесь на участие в реалити?

— Возможно, это было сказано на эмоциях. Если сейчас, через восемь лет, переосмыслить, я, наверное, еще бы поучаствовала. Но только, если бы это был первый сезон. Потому что в последующие сезоны, я предполагаю, все-таки были четкие сценарии и более жесткие договоры с участницами.

— Откуда у вас такие предположения?

— Я посмотрела некоторые серии, пообщалась с некоторыми участницами из других сезонов и поняла, что там были уже более жесткие рамки. Договоры я не читала, но знаю, что четко были прописаны правила о неразглашении, и какой-то штраф за это серьезный предполагался. А у нас такого не было. Все было выстроено на хороших взаимоотношениях с редакторами и продюсерами. Кстати, мне звонили редактор проекта и режиссер перед финалом в Париже. И говорили: «Вернись».

— То есть, слухи, которые тогда ходили, что вы можете вернуться в финале, отчасти были правдой?

— Да. Сначала звонила руководитель проекта Лена, говорила: «Вернись. Он был в ужасе, когда ты уехала». Я отвечала, что вернусь, если он мне позвонит и скажет, что выберет меня в финале. Потом мне позвонила режиссер — нынешняя моя подруга — Ксения Бугримова и сказала: «Не ведись на это! Ты так красиво ушла. Оставайся в памяти зрителей с гордо поднятой головой, потому что тебя тут могут унизить». Она, конечно, не имела права так делать, но по-человечески дала мне совет.

А потом Максим мне звонил. Но уже после пост-шоу. Мы тогда встретились с ним в проходе. У меня уже были отношения с моим нынешним мужем. Максим сказал, что я шикарно выгляжу, глаза у меня светятся, наверное, что-то в моей жизни поменялось. Я сказала: «Да, я влюбилась». Он сказал: «Повезло кому-то». Когда уже пост-шоу вышло в эфир, он мне писал, что я все решила за нас двоих, не дала шанс на развитие отношений и вообще не подумала его спросить… Он долго обижался, месяц после моего ухода с проекта вообще со мной не разговаривал. А потом вот полилось. И мой муж тогда сказал, что если он узнает, что мы с Максимом общаемся, он со мной попрощается. И мы поменяли мой номер телефона.

— А ваш муж смотрел «Холостяк» с вашим участием?

— Да, смотрел, уже когда познакомился со мной. Посмотрел пару серий и сказал, что лучше бы этого не видел: «Почему он тебя намазывал маслом? И ты его?». Я говорю: «Если мы посмотрим видео из твоих прошлых отношений, я тоже могу предъявить претензии! Просто это было в телевизоре. И мы даже не целовались!».

— А дети смотрели?

— Никто не смотрел. Может, когда-нибудь, лет в 16‒18, я им дам это посмотреть. Но я думаю, что старшая, наверное, втихаря, уже что-то высмотрела.

— Прошло восемь лет. Если суммировать, дистанцироваться, какое общее впечатление осталось?

— Конечно, положительное. Это приключение с ярчайшими эмоциями, которые ты вряд ли в нормальной жизни испытаешь. С крутыми стрессами, из которых ты выходишь, растешь, как личность. Это общение с большим количеством новых людей, это классные полезные знакомства. Это друзья, которые остались после проекта. Это, на самом деле, добрая история.

— Но вы сказали, что вы в кадре получились точно такой же, как и в жизни. А другие девочки? Возможно, в жизни они лучше, умнее, интереснее?

— Конечно. Кому-то не повезло больше.

— Это потому что они не сумели себя отстоять?

— Они просто не были морально готовы. И у них было мало опыта. Они велись на провокации, а потом плакались и просили прощения. Все девочки были очень хорошие, и победительница в том числе. Просто у кого-то более ярко выраженные какие-то негативные качества — их усиливали, а кто-то более милый — и их усиливали монтажом.

— Получается, если бы не редакторы, то было бы милое шоу о том, как собрались хорошие девочки и подружились?

— Да, примерно так.

«Может, просто “Холостяку” поменять кастинг-менеджера?»

— Насколько подробно вы следите за тем, что дальше происходит с проектом?

— Я его не смотрю. Посмотрела чуть-чуть второго сезона — мне было интересно, что будет после нашего, первого. Когда я увидела «холостяка», ужаснулась и перестала смотреть. Потом я посмотрела чуть-чуть третьего сезона, увидела «холостяка» и подумала, что он гей. Несколько сезонов я не смотрела. И глянула, когда главным героем был Дмитрий Черкасов — первую серию мы смотрели с «холостячками» разных сезонов на большом экране в ресторане, мы сами организовались. И после первой серии я дальше продолжаю не смотреть это шоу.

Объясню, почему. Я не знаю, кто кастингует участниц, но это жутко странный отбор персонажей. В нашем сезоне все 25 девочек были абсолютно разными — не было шаблонных красоток, не было «сиси-губы-ресницы»… Кто-то рыжая, кто-то худая и высокая, а кто-то — герцогиня, кто-то — полненькая, но очень милая… Не было стандартных красавиц. У каждой была своя история, свой характер, каждая вела себя не так, как от нее ожидали. Вот в этом был сок проекта. А сейчас они все одинаковые, не отличаются особым умом и сообразительностью, не отличаются жизненным опытом, не отличаются карьерой, экспертностью в каком-то вопросе.

На кастинги приходит по 20 тысяч девочек — неужели из такого количества невозможно отобрать ярких личностей? Я считаю, что залог успеха «Холостяка» не только в главном герое, но и в девочках. А «холостяка» за счет участниц всегда можно сделать и умным, и красивым, или наоборот.

Вот почему я смотрю российский «Холостяк»: потому что там крутой отбор участниц. В каждой — какой-то изюм. А тут 25 девочек с одинаковым лицом, одинаковым интеллектом…

— А «холостяки»?

— Конечно, тут тоже отдельный вопрос, насколько «холостяк» — настоящий мужчина… Они же берут непонятно кого. С другой стороны, какой нормальный мужчина (если он не из Америки) пойдет в шоу? Но все равно можно найти героя — нашли же Чмерковского! Просто, наверное, кто-то не дорабатывает. Может, просто «Холостяку» поменять кастинг-менеджера?

— Но, как вам кажется, сколько еще украинские зрители будут активно смотреть «Холостяка»?

— Вся эта игра в любовь, внутренняя кухня отношений все равно будет интересна нашим домохозяйкам, учителям, пенсионерам… Я думаю, что это еще сезонов 30 может продержаться, если у СТБ хватит денег оплачивать формат.

— Почему ни у одной пары проекта так и не сложилось ничего, как вы считаете? Ведь как только пропадают все препятствия, провокации и манипуляции, все, наоборот, должно как-то легче идти?

— Здесь сталкиваются сказка и реальность. Ты в замкнутом пространстве, за тобой бегают сто человек и организовывают твою жизнь, в том числе личную. И когда вы вдвоем попадаете в реальную жизнь, начинают проявляться личностные качества, которые на проекте не проявлялись. И тут, как в конструкторе, не состыковываются детали. Как говорят, есть большая разница между просто встречаться и жить вместе. Пока встречаешься — все хорошо, начался быт — многие не выдерживают. «Холостяк» — это как встречания, а жизнь за «Холостяком» — это уже как совместный быт.

Есть шанс, что люди могут после проекта пожениться, но для этого надо меньше в проекте изнутри влиять на них, давать им больше свободы, и тогда они будут вести себя более естественно. Только тогда, возможно, и после проекта будет что-то.

Фото: Павел Шевчук