Сергей Кузин: «Фабрика» - не конкурс стояния на одной ноге и не соревнование бюстов»
Недавно я поболтала с Сергеем Кузиным, ведущим «Зроби мені смішно» и музыкальным продюсером четвертой, не самой успешной, «Фабрики зірок», о его работе, планах на будущее и социальном статусе. Заодно выяснила, зачем и как он уехал в Америку, кто его отец, и что он делал восемь лет в армии.
- Поговорим о «Фабрике». До вас продюсерами проекта были люди, простите, в украинской музыке влиятельные - композиторы, исполнители, музыкальные деятели... Выбор вас в качестве продюсера был как минимум неожиданным для многих. Расскажите подробнее, как решились заняться этим проектом, и уверены ли вы, что с вашей «Фабрикой» все хорошо.
- Я не предлагал свою кандидатуру, мне эту работу предложили коллеги с Нового канала. И отлично отдаю себе отчет в том, что я не статусная единица, которой является Наташа Могилевская; не статусный очень талантливый композитор, каковым является Костя Меладзе, и не мегапродюсер, как Юра Никитин. Поэтому предложение в какой-то степени было неожиданным для меня самого и от этого даже более интересным. Почему это произошло, нужно спросить у тех, кто сделал мне предложение, поскольку озвучить все те слова, которые мне говорили, будет некорректно.
- Стесняетесь?
- Нет. Я не скромен, но прагматичен и вменяем к тому же. Зачем мне хвалить себя? Тем более что пока еще гордиться нечем. Могу ответить только, почему согласился: мне кажется, что за более чем 20-летнюю историю работы с музыкой я имею какой-то опыт. Думаю, что научился отделять зерна от плевел, и что некоторые мои идеи и музыкальные решения были полезны тем артистам, с которыми я говорил об их творчестве. Наконец, мне это нравится - нравится делать музыку.
- Любую музыку? Во всех ваших интервью подчеркивается, что вы выросли на роке, британском роке в частности, и для человека, который любит не попсу, участвовать в проекте по производству попсовых исполнителей как минимум неожиданно.
- Я открою вам тайну: у любого топ-менеджера любой поп-радиостанции мира приблизительно те же музыкальные пристрастия, что и у меня. Просто, чтобы оставаться в медицинском смысле слова нормальным, здесь и с нами, постоянно слушая поп-мейнстрим, необходимо уравновешивать его чем-то потяжелей в повседневной жизни.
- Понятно. Но мне кажется, не пришлось бы уравновешивать, если можно вообще избежать работы с попсой. Не соглашаться, например, работать там, где производят на конвейере никому не нужных попсовых звезд.
- Это вечный спор, Дуся, на тему «Имеет ли попса право на жизнь?». Мое мнение: имеет в той же степени, что и рокса, индепенса, джазца - все эти уменьшительно-пренебрежительные формы, которые добавляют, говоря о стилях музыки. Кто-то считает попсой огромное количество альбомов группы Scorpions на фоне настоящих правильных рокеров, выпускающих один концерт раз в десять лет. А есть 85 миллионов человек, которые купили их пластинки, считая Scorpions гениальной рок-командой. Я делю музыку на хорошую и плохую, но оставляю за собой право - все-таки я живой человек - слушать рок, любой: от Бадди Холли до Криса Корнелла. Для меня нет противоречия между тем, что я слушаю, и тем, чем я занимаюсь.
- Нет-нет, вы неправильно меня поняли: я не имела в виду Мадонну или Джексона, Леди Гагу или Take That. Это поп, и против него никто ничего не имеет. А есть выпускники талант-шоу, которые держаться ровно один сезон, которые без вложенных в них денег и раскрутки со стороны каналов никому не интересны - и вы участвуете в такой же карусели по производству такой же плохой попсы. Вы не согласны?
- Нет, не согласен. Плохая или хорошая музыка появляется не потому, что ее исполняет кто-то, выпущенный проектом «Фабрика звезд» или как-то по-другому. Она существует просто потому, что есть плохая музыка. И никакого отношения к проекту она не имеет. В тех же талант-шоу появляется огромное количество талантливых исполнителей, которые раскрутились бы в любом случае, попади они в проект «Фабрика звезд» или нет. Из «Фабрики звезд» вышли Кристина Агилера, Бритни Спирс, Джастин Тимберлейк, Бибер или та же прекрасная «фабрикантка» Ирина Дубцова.
Почему я в этом участвую? Сейчас такие проекты чуть ли ни единственный способ для человека, который считает, что он может быть исполнителем, показать, на что он способен. Есть другие способы, и все эти способы любят обсуждать то секс, то бабки, а иногда и секс, и бабки. А «Фабрика» - это бесплатно. С ребятами работают стилисты, музыканты, продюсеры, хорошие ли, плохие ли - такие, которые есть в нашей стране.
Поэтому я участвую не в продуцировании каких-то очередных клонов. Ты выбрала из всего пантеона, который выбросила на рынок «Фабрика звезд», братьев Борисенко. Но есть еще отличная исполнительница Оля Цибульская, Дима Каднай, группа Real O. Можно, конечно, сравнивать их с Марией Каллас или Эллой Фицджеральд. А можно с теми, кто вообще не поет - но при этом называет себя гордо «статусным артистом».
- То есть вы считаете «Фабрику» социальным проектом?
- Ну, лично для меня проект коммерческий, поскольку мне за это деньги платят. Но для участников - да. Поэтому я, с очень большим уважением относясь к тому, что сделали Костя, Наташа и Юра, хочу предложить другой, свой вариант. Хочется уйти от привычных шаблонов в том смысле, что обычно «Фабрика» ассоциируется с продвижением идей и мировоззрения одного человека. А я решил, что композиторы будут разными и по музыке, и по статусу. Я взял разных аранжировщиков, из разных уголков планеты: договорился с американцем, поляком, эстонцем, русским, белорусом и пятью украинцами из разных городов. И теперь с помощью интернета мы придумываем ребятам разные аранжировки - хотелось бы, чтобы они были не просто неожиданными, но и понятными и вкусными. Потому что неожиданностей нам и так хватает - они уже никому на фиг не нужны.
Кроме того, я сделал ставку на людей поющих: это совершенно не значит, что участники предыдущих «Фабрик» не пели. Просто я делал акцент именно на вокальные данные, и уже мне говорят, что я придираюсь, что излишне жесток, напорист по отношению к исполнителям. Но я считаю, что это нормально: это ведь конкурс талантов! Не конкурс стояния на одной ноге на время, не конкурс моргания и не соревнование бюстов. К этому я отношусь, честно говоря, очень скептически.
- К бюстам?
- Нет, к бюстам я отношусь положительно. Я просто не хочу, чтобы они пели вместо того чтобы заниматься тем, чем положено заниматься большим и красивым бюстам вместе с их обладательницами. И поэтому часто спорю с моими коллегами, у которых другое мнение. Но это нормально. Что касается моей уверенности в успехе - то я в принципе человек нагловатый и не очень воспитанный, поэтому мне кажется, что с «Фабрикой» все отлично.
- Вас, видимо, не очень смущают собственные недостатки...
- Дуся, мне уже 48 лет, и закатывать глазки с текстом: «Ну что вы! Вы просто меня плохо знаете, на самом деле я белый и пушистый», совершенно не имеет смысла. Такой уж есть, и со мной таким люди умудряются работать. По крайней мере, я осознаю свои недостатки - так что я в лучшем положении, чем те, кто уверен, что у них недостатков нет вообще.
Возвращаясь к моей наглости - я думаю, что «Фабрика» удачна. Моя уверенность базируется на том, что я знаю: если пахать, то все получится. Я не привык рассчитывать ни на озарения, ни на провидение, ни на подсказки из космоса, пришедшие мне в голову ночью. Я рассчитываю только на то, что если мне удастся вдохнуть в участников часть того сумасшествия, которым живу я, то все будет фантастически.
Понятно, что я не один, а нас целая команда, и понятно, что я не знаю, как работает телевизионная кухня, так что для меня «Фабрика» ‑ это определенный вызов. Но все ребята, которые до меня делали «Фабрику», меня поддерживают - и Костя Меладзе, и Наташа Могилевская, ‑ и для меня это ценно. Кроме того, я хочу, чтобы «Фабрика» была тем проектом, который говорил только о музыке - днем и ночью только о музыке. Чтобы та часть аудитории, которая привыкла к подглядыванию в замочную скважину и интересуется только тем, спит ли певица Катя с менеджером Женей, и что по этому поводу думает участница Лена, исчезла. Может быть, я старый брюзга, но очень не хочу, чтобы меня с этим ассоциировали. Впрочем, меня никогда не парил вопрос статуса.
- Один вопрос о статусе все-таки мне придется задать. Какое-то время назад вы говорили о себе как о разведенном мужчине, но недавно у вас появился ребенок. Так уж будьте любезны, просветите меня и моих подружек: вы женаты или нет?
- Нет, не женат. Но я очень люблю Алину, которая родила мне дочь. При этом я в отличных отношениях с мамой моего сына Женей. Более того, мама моего сына интересуется здоровьем моей дочери. Мне очень повезло в том смысле, что я не нахожусь в состояния семейных драм, войн. А что касается моего юридического статуса - это не какая-то принципиальная позиция вроде «больше под венец никогда», вовсе нет. Какое-то время и меня, и Альку этот вопрос занимал, а сейчас так случилось, что мы оба очень заняты: Аля врач, у нее до родов была весьма насыщенная жизнь, сейчас - ребенок, а у меня психоз сразу с пятью проектами, так что я думаю, это просто вопрос времени. Честно говоря, я никогда не хотел становиться публичной персоной именно потому, что будут обсуждать, женат я или не женат, и что там у меня с личной жизнью...
Ответственно заявляю: у меня все нормально! Я очень люблю красивых женщин, искренне ими восхищаюсь и, более того, с удовольствием задерживаю на женских прелестях взгляд, но надеюсь, что он не излишне похотливый. Я бы хотел, чтобы все понимали, что моя заинтересованность имеет свои цивилизованные границы. И быть «интересным мужчиной» - это последний из сегментов медиарынка, в котором я хотел бы фигурировать.
- К сожалению, интерес к личной жизни - часть игры в публичность, и как только вы становитесь медиаперсоной, вас это не может миновать.
- Да-да, я понимаю. И не прячу голову в песок: я же говорю, что у меня все хорошо! У меня была очень бурная и насыщенная в этом смысле жизнь, и сейчас причина моего спокойного отношения к этой части жизни ‑ то, что я все перепробовал. Я был грешен до невозможности в своем прошлом! И удивить меня в этом смысле уже невозможно.
- У вас вообще довольно бурная биография, насколько я поняла. Вот что вы делали восемь лет в армии?
- Я? Служил. Уволился в звании капитана ракетных войск.
- И как вас занесло в армию?
- Я учился в школе при консерватории и готовился к поступлению на истфак. Но при этом с десятого класса играл в ресторанах: на гитаре, на клавишах, практически на всем, кроме духовых.
- И на скрипочке?
- Плохо, но гамму могу сыграть. У меня пальцы не для скрипки: я спортом тоже занимался. И вот я играл в ресторанах, готовился к поступлению, но тут вернулся папа из длительной командировки. И сказал, что истфак и музыка ‑ это не серьезно. А он у меня большой военный начальник.
- Насколько большой?
- Его звание в армии, в Управлении внешней разведки, соответствует званию генерала.
- Так вы генеральский сын?
- Да. Генеральский сыночек, живший все свое детство на пятидневке - меня забирали домой только на выходные. Потому что мама работала, а отец жил в другой стране и не носил формы.
- Ваш отец сотрудник органов?
- Да, и я горжусь этим! Если бы хоть таких сотрудников органов в этой стране было бы больше, я был бы рад за эту страну. Потому что, когда мой отец уволился, у нас осталась только машина и дача. И не равняйте его с теперешними товарищами полковниками в 28 лет, с бриллиантами в носу, и прокурорами с «котлами» за 50 штук баксов, имеющими наглость разглагольствовать о чести и патриотизме.
Я считаю своего отца почти святым - хотя бы потому, что он ни разу за свою жизнь не отступился ни от одного своего принципа. Да, принципы были очень спорными (с моей точки зрения), и я с ним не разговаривал почти десть лет. Так получилось, что, оказавшись в армии, я долго не мог разобраться в том, что работа особого отдела нашей части - это совсем не то, чем занимался мой отец, живя за рубежом. И когда я приехал в свой первый офицерский отпуск и вывалил на него ушат дерьма об ублюдке, который выяснял, какой из офицеров части с кем спит, и в этом видит смысл своей жизни и называет себя офицером спецслужб, отец прекратил со мной общаться. Если сын, которого он вырастил, за 22 года не понял, чем отец занимался всю жизнь, то он решил уже и не объяснять ‑ просто встал и закрыл за собой дверь. Это не то чтобы был бойкот с обеих сторон, но мы практически не разговаривали.
- Крутой у него характер...
- Да, папаша у меня ‑ то что надо. И вот он вернулся из поездки перед моим поступлением и сказал: «Забудь о консерватории или истфаке». Меня на «Волге» с мигалками привезли в часть, остригли под ноль, и я стал курсантом, не сдав ни одного экзамена. А через год мне стало стыдно, что я тупой, так что последние тройки я получил на первом курсе. В пацанячей среде нельзя быть тупым: можно быть некрасивым, даже трусом, но тупым быть стыдно - в мое время так было. Так что я стал прилагать усилия, успешно окончил Минское ВИЗРУ и в дальнейшем успешно служил в ракетной шахте.
- А как же музыка?
- Справедливости ради надо сказать, что все пять лет учебы мы играли на дублирующей аппаратуре «Песняров» - у них в нашем Доме курсантов была загородная репетиционная база. А так как это был государственный статусный ансамбль, то государство ему исправно покупало хорошую аппаратуру, а списанная аккуратненько попадала к нам, на баланс военного министерства... В общем, у нас были и «Ролланды», и «Корги» еще в 1989 году. Даже смешно получалось: по телевизору показывают «Верасы», у которых «Ионика» какая-то, а тут свадебная группа из курсантов - и у нас Yamaha.
Играл я и в училище, и в ресторанах, уже тогда начал писать свою музыку - у нас была группа «Автостоп». Потом я распределился и сразу автоматически стал руководить всем культмассовым сектором: много играли на свадьбах в Херсонской, Одесской областях. Затем я поступил на заочный, военная журналистика, во Львов, который окончил в 1990 году.
При этом безостановочно увольнялся после первых двух лет службы. Это выражалось в куче нелепостей: однажды поставил точку себе на лбу - сказал, что я кришнаит. Потом полоскал рот водкой, чтобы думали, что я пью. Писал какие-то идиотские рапорты. Но в 1991 году министр обороны Шапошников вышел из КПСС, и человек двадцать накатали рапорты на сокращение, и в 1992-м, слава богу, меня уволили. Дальше взятка, сложная схема перемещения, и вот я в США.
- Расскажите подробней, как это вам удалось. Может еще кому-то пригодится...
- Теперь эта схема уже не работает. Я выезжал по религиозной визе: молодые, подающие надежды протестантские церкви помогали желающим выехать за рубеж.
- И какое время были проповедником протестантской церкви?
- Для этого не надо было быть проповедником - только собеседование пройти, и все. Тогда миссионеры со всех сторон и стран работали в попытке сделать наше духовное пространство более размытым, менее православным. Ты даже себе не представляешь, сколько этого жулья бегало здесь. Так что я стал адептом, только не помню, какой именно церкви. Сумму помню, а вот название забыл.
- И какова была сумма?
- Трешка, по-моему.
- А что же, собственно, заставило вас покинуть пределы нашей Родины?
- Бычки, Дуся. Окурки, которые продавали в граненых стаканах на Привозе за купоны. Представляешь, тот самый Привоз, одесский, роскошный - и тут окурки стаканами! И больше ничего. Понятно, что не только эти стаканы, но всё в совокупности... На тот момент я не поверил в то, что здесь что-то может измениться. Мне казалось, что все летит в тартарары.
- Сейчас нет такого ощущения?
- Нет. Я не дебильный оптимист и вижу, что, говоря панковским словом, весь мир летит в женский половой орган, но, думаю, что впереди у Украины больше чего есть, чем у тех же США. Впрочем, ничем подтвердить свои мысли не могу: говорят, что с возрастом приходит мудрость, но в моем случае возраст пришел сам.
- Наверное, пришлось учить английский, чтобы работать в Штатах?
- Да, с языком было непросто. Немецкий я знал, потому что жил в Германии, а вот английский учил самостоятельно, с первого класса, потому что хотел понять смысл песен, которые гундосил.
- И какие гундосили?..
- Я любил «Ласковый май» того времени - ребят вроде Bay City Rollers, Mud и еще британскую глэмовую команду Rubettes, которую сейчас никто не знает. Такие простые песни. Потом Deep Purple, потом Queen, а потом на меня, естественно, рухнул Beatles всеми всемями. Так что английский я знал неплохо, пошел на дополнительные курсы, да к тому же родители у меня переводчики - мать с немецкого и английского, отец - с немецкого и французского, и учить его мне было легче. Но все равно американский английский я выучил уже в Америке, и начал с мата, как положено. Первое время было сложно: мыл пол в дешевеньком заведении, к столам меня не подпускали, я же языка не знал, так что был клинером.
- Как же вы попали на радио?
- Это мое безумие меня подтолкнуло. Услышал как-то передачу и подумал: сидит себе чувак, треплется о телках, потом ставит музыку, потом, судя по всему, уходит. Если уходит и приходит по времени, значит, ему за это платят. Блин, подумал я...
А тут неподалеку колледж, который выпускает специалистов по радиопрограммированию. К тому моменту я уже делал «подвал» для «Нового русского слова», уже умел писать - ну, с моей точки зрения. Вроде, меня даже читали. Попробовал поступить - и меня взяли, так что я ездил три года на сессии. Окончил в итоге факультет радиоменеджмента, программирования и маркетинга на радиостанции. В этом городке под Сиэтлом, которй называется Кедровые Пороги, собственно были и хай-скул, аналог нашего ПТУ, и Университет штата Вашингтон, который я и окончил.
Потом работал на одной из русских станций в Нью-Джерси, затем в Таллахасси, немного жил в Голландии, потом в Белоруссии. Было много кризисных проектов - то есть я приезжал в Магадан, в Даугавпилс, куда-нибудь еще, «ставил» станцию и уезжал.
- Почему вы вернулись сюда?
- Потому что я славянин. Потому что я люблю жизнь, люблю, чтобы все было, чтобы вокруг все происходило...
- А в Америке нельзя наслаждаться жизнью?
- Другое наслаждение. Америка отличная страна, я ее обожаю. Нью-Йорк - мой любимый город в мире, лучшего нет. Но если бы я смог объяснить, что чувствуешь, когда ты приезжаешь после полутора-двух лет отсутствия в Киев, в Москву, в Питер, любой город, а вокруг говорят или даже матерятся понятно, я бы смог объяснить, зачем я вернулся. До слез доходило - искренне говорю.
- Я читала Довлатова, могу себе представить.
- О, Довлатова я считаю смыслом мироздания, потому что просто, не возвышенно и не банально, писать о вещах, которые совершенно банальны, но только они и важны, и на которых мы все стоим - это дорогого стоит. В Америке у меня была очень одинокая жизнь. Я очень люблю своих американских друзей, но мне надо, чтобы вокруг меня говорили на родном языке - люблю славян и надеюсь, что это взаимно. Я космополит, мне глубоко начхать, на каком языке песни, и вся вот эта геббельсовская хрень о чистоте нации вызывает только рвотный рефлекс. Но, блин, свои мне нужны! Верю, что у нас все впереди, и мне не хочется, чтобы Украина, в которой я сейчас живу и гражданином которой являюсь, превратилась в страну, похожую на мечту мещан, в страну глобального потребления. Я не квасной патриот, но мне нравится Украина, мне нравится, что здесь живые люди, и что здесь не скучно. Да, хреново, плохо, коррупция, ворье, жлобы ‑ и я не делаю вид, что этого нет! Но, всё вместе как-то мне по душе.
Ваша Дуся
