В России шоу «Голос» обошло президента и «Евровидение»

Режиссер-постановщик Первого канала Андрей Сычев рассказал Colta.ru о шоу «Голос», его тренерах, участниках и цифрах.

— Проект «Голос» стал своего рода сенсацией. Судя по активной дискуссии в сети, даже юзеры Facebook смотрели этот проект Первого канала, что можно назвать нонсенсом. Исследовательское агентство «Гэллапа» TNS дает долю 16% для первого выпуска и от 20% до 25% для последующих. По сути, только праймовое ток-шоу «Пусть говорят» спорило с «Голосом» за первое место в доле и рейтинге. А какую статистику дает Первый канал, который ведет собственные исследования?

— Не знаю, какие разночтения идут между «Гэллапом» и обзвоном, который ведет Первый канал. По обзвону были потрясающие цифры. Президента так не смотрят. Есть другой показатель — на «Евровидение» было прислано меньше эсэмэс, чем на «Голос». На «Евровидение» максимум присылали 480 тысяч эсэмэс, на «Голос» — 1 миллион 700 тысяч. Эсэмэс — это объективная вещь, она ни к обзвону не имеет отношения, ни к «Гэллапу». По эсэмэс считать — это вообще чемпионский проект (для сравнения — другой музыкальный проект Первого канала «Достояние республики» максимум собирает около 40 тысяч эсэмэс при доле в 10-15%. — Ред.).

— Форматы, подобные «Голосу», уже делали на российском ТВ: «Народный артист», «Фактор А», «Фабрики» и прочие. Почему так мощно выстрелил именно этот?

— «Голос» — честный проект, которому зритель доверяет. Процентов на 80 этот проект сделали успешным сами зрители. Если бы не было доверия к нему с первых выпусков, все бы прошло незаметно. Успех «Голоса» даже в меньшей степени заслуга тех, кто производил. Этот успех сродни тому, которого добился на YouTube кореец Psy со своим Gangnamstyle.

— Каким образом сформировался такой состав наставников? Почему именно эти люди — Агутин, Пелагея, Градский и Билан? Как складывалась работа с наставниками?

— Состав такой, какой сумели собрать. Ты думаешь, что ломились хорошие исполнители на этот проект? Сейчас все хотели бы присесть во вращающиеся кресла. А не так просто найти человека, который бы не просто пел, но мог и преподавать другим. Все равно наставники, кроме Билана, не такие уж растиражированные. Даже Агутин. Ну меньше его было, чем филиппов киркоровых. Отлично, что жюри такое разношерстное. Кстати, в зарубежных аналогах «Голоса» они не такие разношерстные, быстро сближаются, говорят на одном языке. А здесь они говорили все по-разному, иногда даже дрались. Надеюсь, это сохранится.

У наставников поначалу была минимальная ответственность. Они пришли как бы отбывать проект. Они не готовились к такому качеству исполнения. И вдруг, когда они увидели поющих людей, поняли, что тут надо реально разруливать, шевелить мозгами, думать, кого к кому потом ставить в пару.

С наставниками вообще сложно было работать. У них свои воззрения на всё — на режиссуру, на свет, на экранное пространство, на костюмы. Достаточно сложно было с ними взаимоотношения налаживать. Я считаю, что не всегда у них были правильные воззрения — иногда из прошлого века, иногда те, которые мы уже отработали, а иногда они мыслили как я, я мыслил как они, и это было приятно. В любом случае это их проект, и я находил с ними общий язык.

— В соцсетях многие зрители отмечали, что если вначале отбор конкурсантов выглядел беспристрастным, то ближе к финалу иногда казалось, что кто-то из мэтров-наставников откровенно недоволен, выбирая того или иного конкурсанта, — так, словно выбор ему был навязан продюсерами.

— Никакого влияния со стороны продюсеров. На наставников вообще невозможно было влиять, потому что они поставили нам условие — они сами будут выбирать репертуар, делать то, что считают нужным. И драматизм в том, что наставники реально отвечали за свои ошибки. Кого-то просрали они, кого-то незаслуженно или по своим соображениям, или по личным раскладам убрали, зрителю это не понравилось. Но это было честно. Считаю, что они не могли угодить всем. Поэтому конкретные решения наставников обсуждать нельзя. Поставь любого человека одного из многих выбирать, он окажется в том же положении. Но им доверили эти кресла, и только они могут такие решения принимать.

— «Голос» — это, конечно, телевизионный конструктор. Формат из нескольких этапов, на которых конфликты строятся по-разному. Здесь есть, что называется, dramatizing. А в чем, по-вашему, главная драма проекта?

— Драма вытекает из доверия зрителя. Первое — увидели незнакомых людей. Второе — зрители поняли, что их берут не по внешним данным, а по голосу. Человек сидит у телевизора и думает: если бы я пел, я мог бы туда попасть, и никто бы не сказал, что чуть-чуть не так подстрижен, не так одет. Вообще никто не мог прогнозировать, что будет такой интерес. Да, предполагали, что в других странах нормально прошел проект, но там и другие проекты нормально прошли — разные «Х-факторы», «Фабрики звезд». А у меня было ощущение, что все уже нажрались музыкальных конкурсов. И тут взрыв внимания. Мне кажется, это «болотное» настроение, общее в эстраде, выразилось таким образом. «Голос» — это Болотная нашей эстрады. Для нас это вызов всему устоявшемуся, это выход из критической ситуации в песенном жанре, это выразилось в появлении новых людей, которые достойно отвечают состоявшимся артистам.

Серьезно, успех проекта в том, что это волна самовыражения человека. Просто решили, что нужно меньше лгать друг другу. Это противодействие лжи, неприятие лжи. Мы хотели честных выборов… честных выборов Голоса России.

— Кризис доверия к телевидению со стороны зрителей наиболее показательно выявился в ситуации с Ксенией Лариной, обозревателем «Эха Москвы». Ларина открыто говорила, что не верит в то, что Первый ведет трансляцию в прямом эфире. И не верила до тех пор, пока к ней в прямом эфире не обратился ведущий проекта Дмитрий Нагиев. Что является причиной такого недоверия?

— Если бы все было с остановками, с грязью, все бы сказали: «А, опять обосрались, Первый канал» — а так все прошло хорошо, может быть, создавалось впечатление, что слишком гладко идем для прямого эфира. Вот к «Евровидению» привыкли — фирмачи там качественно все делают. А у нас в прямом эфире только программа «Время»: один человек сидит, остальные кнопки нажимают. Почему еще недоверие к прямым эфирам? Потому что их мало.

— Что самое сложное в постановке таких проектов?

— Не навредить исполнителю. Потому что можно внедриться с эффектами и отвлечь внимание от голоса. Так что самое важное было — найти гармонию голоса и постановки.

— С точки зрения режиссуры проект отличается от всего того, что выходит на отечественном ТВ. Как удалось этого добиться?

— Не было попытки украшать. Потому что зрителя за*бало шифрование пустоты. Ему хочется понимать — можно ли на сцене на артиста безо всего смотреть. Поэтому впервые на Первом канале и, я думаю, вообще на российском телевидении никто не боялся темноты на сцене. Обычно на таких проектах привыкли делать праздник: заливной свет, чтобы рожа хорошо была видна, чтобы домохозяйка переключалась и видела, что здесь много света, много декораций сзади. А в «Голосе» внимание сконцентрировано на человеке. То есть один лучик света, вокруг темнота, чуть светодиодами подрабатываем. И человек поет. Случилось так, что эта стилистика была принята.

Это маленькая революция на нашем телевидении. Сделали очень эстетичную картинку — минималистично, но очень четко на свете построили, четко поработали с файлами, которые должны идти. Если где-то в других странах, где прошел проект — во Франции, Голландии, в Украине, — зритель хорошо воспринимает антураж, рассчитанный на развлечения, то здесь он является стереотипом того шоу-бизнеса, от которого даже звезды открещиваются, показывают, что они отдельно стоят… Если бы мы начали вот это: «Пройдем три шага сюда, пройдем три шага отсюда, развернемся, улыбнемся, два танцора дадут вам золотой меч» — всё бы разрушилось. Все бы поняли, что это попытка развлечь зрителя.

Думаю, это моя победа, что не было попытки сделать веселый, бесшабашный энтертейнмент, к которому приучило телевидение. Если бы не было такого внимания зрителей, конечно, всё это бы запретили.

— В чем отличие российского «Голоса» от иностранных проектов?

— Во-первых, по мнению многих специалистов, у нас наиболее профессионально поющий «Голос». Во-вторых — что характерно для других стран — пик зрительского просмотра приходится на «слепое отслушивание» и затем к финалу падает. У нас интерес зрителей к финалу только рос.

— Как шел первичный отбор участников конкурса — тот, что остался за кадром? Где, кто и когда прослушивал претендентов, много ли их было, как и где их отбирали?

— На сайте было вывешено объявление с форматом заявки для участников. Там отбирались претенденты на прослушивание. Затем прошедшие этот предварительный отсев приглашались на визуальный кастинг. Участников проекта отбирал продюсерский состав — Аксюта, музыкальные редакторы и режиссеры проекта. Возглавлял кастинг Евгений Орлов (композитор, продюсер, ранее работал на «Новой волне». — Ред.).

— Похоже, даже такая мощная поддержка, как ресурсы Первого канала, все равно не сделала выпускников «Фабрик» настоящими звездами. Есть ли тогда смысл в таких шоу, как «Голос», которые хоть и бросают, как вы говорите, вызов песенной эстраде и выводят на сцену талантливых людей, но не могут изменить механизмы нашей эстрадной индустрии?

— «Голос» уже изменил эту индустрию. Зрители уже узнали о новых поющих людях. Но этих людей не нужно продюсировать. Они уже были известны, «Голос» просто расширил их аудиторию. Если хотите, «Голос» — это промо для участников, для профессионалов. Первый канал не будет продюсировать их, как «фабрикантов». А «фабриканты» появились благодаря телевидению. На «Фабриках» были продюсеры, которые потом занимались ими, а в «Голосе» продюсеров нет. Кстати, у участников «Голоса» в рамках формата контракты оформлены со звукозаписывающим гигантом — Universal.

Ваша Муся

Фото: 1tv.ru, twitter.com