Собчак с подругой жестко затроллили известного телеведущего
Две мои любимые Ксении - Собчак и Соколова - для журнала «Сноб» расспросили ведущего недавно закрытой программы «Максимум» о скурвившихся профессионалах, трэше, Парфенове, Габрелянове и деревьях-мутантах.
Выразив искренние соболезнования о закрытии программы, девушки взяли с места в карьер, попросив предъявить «достойные журналистские работы», которыми гордится телеведущий.
Пьяных: Простейший пример - года три назад выставили на аукцион девятьсот гектаров леса на Рублевке. Половина этого леса досталась Абрамовичу. И я на этом аукционе задал тому, кто его проводил, вопрос: «У вас уже есть яхта во Франции?» Его аж передернуло. «Нету», - говорит. Я говорю: «После такого аукциона будет». Его потом трясло, он жаловался в головном офисе: «Что это за беспредел?! Почему мне задают такие вопросы?» А как можно, разыграв девятьсот гектаров леса на Рублевке, не получить яхту во Франции, виллу в Италии и все, что хочешь, плюс детям, внукам и еще пять мешков. Вы можете в это поверить?
Соколова: Почему нет?
Пьяных: Нет! Ни один здравый человек в это не поверит. Так вот, предмет моей гордости - то, что я снял этот сюжет сам, склеил в единый «лайф» продолжительностью две минуты девять секунд, без единого закадрового текста. По нашим меркам так не бывает, это почти Сокуров. Потому что Сокуров - он фанат, чтоб было без склеек. Честно сказать, этого не может быть в журналистике, это не может быть «живым», будет обязательно постановочное. А я снял «лайф» на две минуты девять секунд, и он держит, девчонки!
Соколова: Мы вас поздравляем.
Пьяных: Две минуты девять секунд - вот, я считаю, суперкачественная журналистика.
Соколова: Но вы говорите о технической стороне вопроса. Хотелось бы послушать о содержании.
Пьяных: Мы добывали эксклюзивную информацию! Журналистика - это сбор информации, которую не хотят давать. Все остальное, девочки, это публицистика, белый пиар, серый пиар, работа пресс-служб, реклама, лирика, литература...
Собчак: Скажите, означает ли это, что, например, эксклюзивные кадры появления на свет суррогатной дочери Киркорова - это первоклассная журналистика?
Пьяных: Конечно!
Соколова: Увы, это прискорбное заблуждение озвучиваете не только вы. Нечто подобное нам уже приходилось слышать от Арама Габрелянова.
Пьяных: А я с ним согласен! Он добывает эксклюзив. Его люди появляются на месте происшествия раньше всех. Я испытываю огромное уважение к его работе. В девяностые годы всех опережал «Коммерсантъ», где я работал. У меня в отделе преступности был чувак, бывший работник скорой помощи. Приезжая на место происшествия, на убийство, он надевал белый халат, потом висюльку и шел, расталкивая ментов, пузом вперед, потому что был крупный, с виду типичный врач. Он солидно стоял рядом с ментами и слушал.
Соколова: То есть до того, как прийти на НТВ, вы работали начальником отдела происшествий в «Коммерсанте»?
Пьяных: Вы не знали этого? Я почти десять лет работал в «Коммерсанте». Потом я на полгода уходил, мы делали с Яковлевым журнал «Столица». Затем я вернулся в «Коммерсантъ».
Соколова: А что же в «Столице» не остались?
Пьяных: Тогда не пошло. Хотя начиналось все прикольно. У меня тогда была профессиональная команда из троих ребят. Яковлев хотел создать журнал, видимо, не до конца понимая, какой. Он вытащил меня из отдела преступности, я взял троих ребят начальниками отделов, потом мы набрали корреспондентов, начали делать ему городской журнал. И понеслось, в этом городе столько всего прикольного! Например, деревья-мутанты...
Собчак: Простите?
Пьяных: О, я знал, что вам это понравится! Знаю я вашу реакцию. Весной вдоль МКАД с дубов падали листья ясеня...
(Молчание.)
Соколова: Это ложь.
Пьяных: А я говорю, падали! Реально, это на фотографиях есть. Но это только недели две можно было видеть, и сейчас можно. Вы не представляете, какая вдоль МКАД жуть! Сначала дубы-мутанты, потом деревья просто вымирают. А если вы присмотритесь по весне, что там расцветает!
Собчак: Что?!
Пьяных: Какие-то черненькие метелочки чудовищного вида, это очень прикольно.
Собчак: То, о чем вы рассказываете, по-моему, берет свое начало в программе Парфенова «Намедни». У него это называлось «стол аццкого трэша». Это была как бы острая приправа к действительно качественной журналистике, которую тогда делал Леонид. Но, к сожалению, за последние десять лет этот трэш полностью заменил реальность. Тем более что изготавливать его не в пример легче, чем нечто качественное. За последние годы этот трэш на ТВ полностью сожрал журналистику...
Пьяных: Я не согласен с вами. Я вам приводил в пример сюжет об аукционе леса. Это был умный сюжет. Я старался по одному умному сюжету вставлять в каждую программу, а в последнюю вставил два. Это когда моя команда начала уже разбегаться. Вы спрашиваете, почему я? А я чувствовал себя бойцом в осажденном Берлине, у которого осталось три ящика патронов. Мне очень хотелось израсходовать их с пользой, чтоб можно было гордиться собой.
Двадцать лет я занимаюсь одним и тем же, ни на секунду не отступая ни от принципов, ни от профессионализма. В программе «Максимум» эксклюзива, достойных сюжетов, того, что необходимо любой итоговой программе на любом канале, Парфенову, кому угодно, больше, чем где-либо было, есть и будет! Примеры я могу приводить бесконечно, уверен, что вам это не нужно.
Соколова: Признаюсь, меня искренне поражает то, что вы говорите. И еще более то, что вы говорите это искренне. Но давайте попробуем на несколько минут согласиться с вашей логикой. В таком случае вопрос: почему вы делали один умный сюжет на десять глупых? Почему такое странное соотношение?
Пьяных: Потому что оно давало рейтинг фантастический.
Соколова: И поэтому вы плюнули на профессию и стали делать трэш?
Пьяных: Моя программа - не трэш!
Собчак: Большинство людей считает именно так.
Пьяных: Мы просто первыми вступили в новый темп.
Соколова: Что это такое?
Пьяных: Новый темп речи монтажа. А все вместе - конструкция, где внутри вставлена бомба. Это я придумал, и бомбу вставил я, и, кроме меня, это хрен кто сделает, потому что, кроме профессионализма, нужен еще фанатизм.
Собчак: С профессиональной гордостью ясно. Но зачем было при этом делать столько говна?!
Пьяных: Вы чего, правда не знаете, что ли, я не пойму? Телевидение - это бизнес.
Соколова: А почему вы не могли сделать этот рейтинг не на говне, а на действительной журналистике? Это вполне возможно - существует пример Парфенова.
Пьяных: Я бы тут не сидел, и не брали бы вы у меня интервью, если бы я исследовал, как один олигарх у другого миллиард украл. Никому это не интересно, кроме как ста тысячам человек в «Коммерсанте» и «Ведомостях». А с вашей стороны непрофессионально, некорректно и неэтично все время повторять, что я делал говно и трэш. Пенять мне какими-то старушками. Есть факт, и этот факт интересен людям.
Соколова: Каким людям?
Пьяных: А людям! Те, кто телевизор смотрит, это тоже люди, не только те, кто читает «Сноб». А вы их держите за мусор.
Соколова: Нет, за мусор их держите вы. Я же им с голубого экрана голую задницу не показываю. И интимные секреты Николая Баскова страшным голосом не выдаю. Этим семь лет занимались вы, чем способствовали оскотиниванию и так довольно слабого на голову народонаселения. И делали это, зарабатывая деньги своему каналу и себе. Чтобы добиться успеха в вашем нелегком деле, очевидно, нужно быть профессионалом - по крайней мере, технически. Вы таким и являетесь. А чтобы успокоить профессиональную совесть - я предполагаю, она у вас была, - вы придумали сложную конструкцию самооправданий. Но, поскольку наше с Собчак второе имя «двенадцативедерная клизма правды», мы честно говорим, что относим вас к распространенному в наше время типу «скурвившийся профессионал».
Пьяных: Ксения, я вот вам ни разу еще не сказал, что вы не профессионал. У нас идет профессиональный разговор, ваша задача - меня вывести на что-то, моя задача - не выводиться. А дальше жизнь покажет, кто есть кто за этой шахматной доской. Я, например, в последней программе сделал большой сюжет про реформы Сердюкова. Я говорил, что сейчас вся страна о Сердюкове или плохо, или никак, и только в программе «Максимум» о Сердюкове честно. Он действительно офигенный реформатор, сделал офигенные реформы. Сейчас Шойгу на этих реформах станет фигурой номер один.
Собчак: Вот я слушаю вас и понимаю, что, если бы я ни разу не видела программы «Максимум», у меня сложилось бы ощущение, что я беседую с автором крутой аналитической программы.
Пьяных: Так и есть!
Соколова: Допустим. Тогда почему же вашу передачу закрыли?
Пьяных: Почему закрыли мою передачу? Передачу, где был эксклюзив на эксклюзиве и рейтинг ломовой. Потому что народ захотел умного. И вы представляете, насколько он этого захотел?!
Собчак: Вы нам все-таки на основной вопрос философии ответьте. Как вы думаете, почему получилось так, что именно ваша программа стала символом трэша, пошлятины и сознательной попытки доведения граждан до состояния полного нравственного оскотинивания?
Пьяных: Это ваша оценка.
Собчак: Почему же наша? Давайте опросим людей. Вот, например, публику в этом ресторане.
Пьяных: А, в этом вся ваша подлая стратегия! Вы это заранее придумали! Подороже «Бонтемпи» не могли ресторан найти, чтобы опрашивать людей?! Девчонки, я не работаю для клиентов таких ресторанов! Я работаю в стране. Например, со взбунтовавшейся Кондопогой, с бунтом в колонии, с пожарами, бедствиями.
Соколова: Вы, стало быть, бескорыстный просветитель народа?
Пьяных: Конечно! И с чернухой моя программа ассоциируется только у меньшинства. Людей, недовольных программой «Максимум», можно найти лишь в дорогом ресторане. А народ мою программу любит.
Соколова: Увы, любил. Он не оценил ваши старания и теперь хочет умного. Какие творческие планы после закрытия?
Пьяных: НТВ хочет прорывной проект. Мы его сейчас рожаем.
Соколова: Глеб, вы сказали, что «народ захотел умного». Как вы думаете, с чем это связано? Почему уровень вашей программы перестал устраивать зрителей именно сейчас?
Пьяных: Произошел тектонический сдвиг в мозгах населения.
Соколова: А как вы объясняете этот сдвиг?
Пьяных: Вообще не могу понять. А, вот, придумал! Гайдар с Чубайсом со мной, наверное, согласятся. До 2007 года шел непрерывный рост благосостояния трудящихся, в 2007 году наступила эйфория, 2008-й еще держался на высоком уровне, и ощущение эйфории продолжалось. Помню, один знакомый мне летом 2008 года говорил: «Старик, нефть будет двести пятьдесят!» А она была сто сорок в этот момент. Через три недели все накрылось.
Так вот, самое «звездюлевое» время программы «Максимум» - это 2007 год. Это самые сумасшедшие бабки, смутившие неокрепшие умы и сердца. До 2009 года была еще инерция - люди смотрели то же самое, что и в эпоху растущего благосостояния. Потом, после 2009-го, бабок реально не стало. И вот к концу 2009 года у них начинают просыпаться мозги.
Соколова: То есть отсутствие денег расположило их в сторону духовности?
Пьяных: Желание задуматься возникло.
Соколова: О чем задуматься?
Пьяных: О том, как устроен мир.
Соколова: И вы готовы им об истинном устройстве мира рассказать всю правду?
Пьяных: Конечно, готов. Я же профессионал.
Ну не прелесть ли - такие разговоры? Я прямо в восторге.
Ваша Дуся
Фото: Дмитрий Смирнов для snob.ru
