Наталья Синдеева рассказала о «Дожде», цензуре, Собчак и новой крови
Я вам уже писала о пресс-конференции, посвященной выходу канала «Дождь» в Украине. На ней генеральный директор и владелец канала Наталья Синдеева рассказывала массу интересного - и сама, и отвечая на вопросы журналистов. Рассказы и ответы получились занимательные, так что я решила их опубликовать: в конце концов, а вдруг и у нас появятся энтузиасты телевизионного дела, которые захотят создать независимый канал с новостным контентом? Тогда опыт Синдеевой окажется полезным. А после конференции я поговорила с Натальей о других вещах - журнале «Большой город», например.
Об идее канала
Задумывался телеканал «Дождь» пять лет назад. Идея его создания пришла в голову мне оттого, что я совершенно перестала смотреть телевизор - потому что не было канала, который я бы хотела смотреть. Оказалось, что не только я, но и большое количество моих друзей тоже его не смотрят, хотя привычка смотреть осталась. Ведь у всех в доме есть телевизор, часто не один, но, включая его, ты щелкаешь пультом и понимаешь, что не останавливаешься ни на чем - и уходишь от экрана. Это был мой первый мотив - создание канала для таких, как мы.
До этого я занималась радио, и медийный бизнес был мне знаком, «Серебряному дождю» было 15 лет, когда я задумалась о телевидении. Неэфирное ТВ, о котором тогда еще толком никто ничего не знал, только начинало активно развиваться - российские мейджеры начали создавать каналы пачками, и все на рынке говорили, что это очень хороший бизнес. И я подумала, что это интересный бизнес. Таким был мой второй мотив. От момента, когда мне пришла в голову идея создать канал, до момента, когда канал заработал, прошло около двух с половиной лет. Я ничего не понимала в телевидении, не знала, как что в нем устроено, я до сих пор не понимаю, как случилось, что «Дождь» существует и работает до настоящего времени.
Ко мне приходили консультанты, большие телевизионные специалисты, когда я говорила им, чего хочу, они все отвечали, что это невозможно. А мне очень хотелось именно так, и они говорили: «Ну, ты можешь так сделать, это твое право, но в принципе так никто не делает, и вообще это технически невозможно». Так что я решила делать все, как хочу, как чувствую, как считаю правильным - и брать на себя ответственность за свои решения. Честно говоря, до тех пор, когда канал не вышел на рынок, все производители телевизионного оборудования, телевизионных софтов, все поставщики, все, кто с нами сотрудничал, тихонечко над нами подсмеивались и не воспринимали всерьез, подозревая в нас авантюристов. Но однажды они пришли и увидели все то, что считалось невозможным: канал без стен, работающий в едином пространстве студии, офиса и производства, без звукоизоляции... И, главное, что работало все это сразу 24 часа в сутки, с первого дня, хотя у нас и не было достаточно контента. Таким образом мы заявили о себе на рынке - все стали говорить о нас как о новом, необычном технологически, канале. А я-то знаю, что мы не строили ничего необычного, просто делали то, что хотели.
О формате канала
В процессе мы формировали формат канала. Потому что когда я задумывала вещатель, логика внутренняя была только одна: хотелось создать канал, который смотрели бы такие же, как я. А таких людей достаточно много. И канал должен был заинтересовать рекламодателей, потому что мы - интересная для рекламодателя аудитория, то есть с самого начала я понимала, как мы будем зарабатывать деньги. Но когда меня спрашивали, что мы будем показывать, ответить на этот вопрос я не могла, была занята строительством - мы устанавливали кондиционеры, прокладывали кабели, покупали оборудование.
И вот в тот момент, когда включились камеры, и технический директор сказал: «Все, завтра мы можем вещать» - только в этот момент мне стало понятно, что у нас нет контента. А при этом уже были договоры с операторами связи, которые ждали появления канала, и нам надо было что-то начать быстро показывать. Тогда я пошла на смелый шаг - собрала небольшое еще количество сотрудников и сказала: «Давайте будем показывать, как мы строим этот канал». И в течение полугода мы фактически на глазах у немногочисленных на тот момент зрителей создавали «Дождь»: проводили кастинги, совещания, летучки - все в прямом эфире. Это было реалити-шоу, только не срежиссированное, а настоящее, и это тоже добавило интереса к каналу. Люди начали рассказывать друг другу: «Появился какой-то канал, все время что-то делают, носят камеры, что-то обсуждают, показывают закулисную жизнь, но почему-то ты подсаживаешься, и тебе хочется следить за этим дальше». Люди подглядывали за реальным процессом, и эта магия замочной скважины нам очень помогла.
Очень важный момент. Мы планировали и строили канал как тот, который будет в кабельных сетях, и интернет тогда вообще не рассматривался. Мои консультанты, которые были моими же друзьями, говорили: «Зачем тебе вообще интернет? Максимум тысяча человек будет смотреть канал в Сети, потому что нет такой среды, которая будет смотреть интернет-ТВ». Но когда в 2010 году мы вышли в эфир, нас неожиданно отключил один из кабельных операторов, и стало понятно, что у нас нет зрителей - кроме, возможно, аудитории в интернете. Тогда мы стали быстро и внимательно изучать эту среду и обнаружили, что все уже изменилось, хотя в России только-только появились необходимые для интернет-телевидения технологии. У нас, кстати, был плеер, но даже не на собственном сайте, а на сайте нашего партнера, интернет-портала slon.ru, и на нем мы стали что-то показывать. Так получилось, что мы были фактически первым серьезным каналом, который стал вещать в интернете.
За те полгода, которые «Дождь» был только в интернете, мы получили невероятную обратную связь. И она была настолько интерактивная, настолько по делу, что в сентябре месяце, когда мы снова должны были выйти в кабельные сети, то уже знали, что будет нашим контентом. Аудитория сказала нам: «Ребята, дайте нам новости, неангажированные, отличающиеся от того, что показывают федеральные каналы; и нам нужен живой канал». Кстати, это было очень интересно для меня как человека радийного: оказалось, что все остальные каналы, за исключением программ, транслируемых на Дальний Восток, работают в записи - так что мы стали единственным каналом, который вещал в прямом эфире.
Так и случилось, что мы стали информационным и затем общественно-политическим каналом - но это не было стратегией и не было прописано в бизнес-плане. Просто мы услышали зрителя и пошли за ним. Да, мы сохранили авторские программы, которые были при запуске канала, да, у нас есть музыка на канале, лайф-стайл в разных его проявлениях - однако они существуют потому, что канал мы делаем для таких, как мы. А нам нужны не только новости, политика и социальные проблемы, но и еще информация о том, где пить, во что одеваться, и куда ходить на премьеры. Программы о лайф-стайле, с одной стороны, позволили нам развивать интерес той аудитории, для которой мы работаем, а с другой - расширил нам формат, и сейчас невозможно сказать, что мы только информационный канал.
Об аудитории и бизнесе
Иногда меня спрашивают: вы для кого? Я очень не люблю жесткие социологические характеристики вроде пола, возраста, положения, социального статуса... Так что считаю, что мы для активных, деятельных и небезразличных. И за три с половиной года мы получили такого зрителя.
Сейчас у нас жесткая бизнес-модель, по которой мы развиваемся, хотя изначально не было такого плана. Изначально мы были бесплатным каналом, который работает по рекламной модели. Но, когда мы увидели интерес со стороны кабельных операторов, которые приходят к нам и спрашивают, сколько стоит контент канала, мы решили изменить стратегию и стать платным каналом. В конце концов, мечта любого медийщика, чтобы за контент платил сам зритель, а рекламные бюджеты были каким-то бонусом - это ведь самая честная модель. Но пока это не так: рекламодатель является основой бюджета любого медийного проекта, так что мы планируем работать по смешанной схеме.
Дальше Наталья похвасталась достижениями: охватом 23 млн домохозяйств по всему миру, в том числе в Америке, Канаде, Грузии, Латвии и Украине; 11 млн человек в месяц - аудитория канала «Дождь», на сайте - около 3 млн уникальных зрителей. Но меня гораздо больше интересовали не цифры, а история создания канала, который мы с Мусей иногда любим посмотреть. Хорошо, что Синдеева не уставала хвалиться.
О мультимедийности и цензуре
Я думаю, что у нас самая счастливая журналистская редакция: над ними не висит дамоклового меча цензуры, единственное, что им нужно соблюдать - это закон. Конечно, у нас случаются факапы, нам не хватает технической базы, но при этом желание работать и желание делать то, что ты должен делать как журналист, перевешивает все недочеты. Журналисты наши работают уникальным образом: мы были первыми в России, у кого журналист выезжал в поле один, вооруженный маленькой камерой или айпадом - опять же, на нас смотрели, как на ненормальных. Но мы первыми нашли софты, которые позволяли передавать поток сразу в прямой эфир, правда, видео было плохого качества, да и сегодня ненамного лучше. Зато мы вырастили настоящих универсальных журналистов, которые сами снимают, сами пересылают, сами монтируют и сами выходят в эфир.
Сейчас это повсеместная практика даже на крупных каналах - даже те, у кого есть большие тарелки и прочая техника, все равно выходят так, в угоду скорости теряя в качестве картинки. Мы поставили себе на службу свою мультимедийность, и тот случайный выход из кабельных сетей и спутников, и выход в интернет в итоге был только нам на руку. Мы были так же первыми, кто стал работать в социальных сетях, и первыми и пока единственными в России, работающими на всех платформах - так что теперь мы уже не столько канал, сколько производители контента под брендом «Дождь», а способы его доставки потребителю могут быть какими угодно. Если вы спросите меня, то цензуры в России нет. Был момент, когда во время выборов на нас давили, но это прошло. Сейчас мне никто не звонит, не пишет письма, никуда не вызывает. А когда такие звонки были, то на предложение приехать и поговорить отвечала, что я с удовольствием поговорю, только если они приедут ко мне. И не потому, что я вся такая важная, а потому что не понимала предмет разговора. Поэтому для меня цензуры в России нет, но все говорят, что есть - хотя ни у кого нет фактов.
Когда мы с ребятами встречаемся с журналистами, они иногда заглядывают мне в глаза - типа, а все ли можно? Особенно часто это было в первое время. И тогда я это достаточно жестко пресекла, сказав, что они должны просто выполнять свою работу и делать это хорошо - повышать рейтинги, быть оперативными, не подставлять канал, а в остальном пусть работают, как считают нужным.
О Парфенове, Познере, Васильеве и Лобкове
Я дала себе слово - больше никогда не работать с Васильевым и командой. Они делают потрясающий продукт, они очень талантливы, особенно мне нравился второй проект, «Гражданин поэт», но с Андреем Васильевым очень сложно работать. Меня все отговаривали и предупреждали об этом, и я знала, что конфликт случится - так что он, конечно, произошел. Хотя мне было очень жалко, что проект закрылся: я была за его сохранение, и все, что от меня зависело, постаралась сделать.
Сейчас в наших внутренних рейтингах все время конкурирует программа Hard Day's Night и «Собчак живьем», их цифры зависят от гостя, конечно. И, конечно, «И так далее» с Михаилом Фишманом - он у нас невероятно популярен. Даже когда был Парфенов, цифры итоговой программы Фишмана, которая выходила в худшее время и с бюджетом в десять раз меньше, были лучше, чем у Парфенова - мы, правда, это не слишком афишировали. Это говорит о том, что мы вырастили своих журналистов, которых аудитория канала воспринимает лучше, чем Парфенова. Хотя у Парфенова тоже были очень хорошие цифры, просто его программа была очень дорогой, а так бы мы ее и дальше показывали.
Проекты самого Парфенова и проект Парфенова и Познера трудно сравнить, как минимум потому, что они выходили с разницей в год, и аудитория всего канала выросла с тех пор в несколько раз. Но интерес к совместной программе, в принципе, был больше - во-первых, потому что это был неожиданный дуэт, а во-вторых, потому что наш зритель привык к прямым эфирам. С этим тоже удивительная штука: программа Парфенова шла в записи и была очень вылизана. Это, кстати, была одна из двух программ, которую мы покупали - ее производил отдельный продакшн, и это было условие Парфенова. Вторая - программы Васильева, включая производимый ими прямой эфир. Остальное мы делаем сами, так гораздо дешевле.
С одной стороны, так профессионально сделанная программа Парфенова должна была украсить канал, а с другой стороны, аудитория уже привыкла к честности прямого эфира, и мы поняли: они очень хотели Парфенова, но «живого». Я Леню до сих пор уговариваю прийти в прямой эфир, но он не побоялся только эфира с Михаилом Козыревым. Но, может быть, я его еще уговорю. Вообще, это очень сложно - найти людей. Первое время мы хотели взять готовеньких, потому что их проще выпускать в эфир, но оказалось, что это невозможно: другая манера говорить, вести себя в кадре, все другое. Очень сложно переучивать людей с языка телевизионного большого канала на наш язык. Так что мы отказались от этой идеи, взяли только пишущих журналистов и стали их учить работать на ТВ. У нас нет ни одного профессионального телевизионного журналиста, кроме Павла Лобкова. И только потому, что Лобков очень гибкий, быстро реагирующий, он очень органично влился в наш формат - его, вообще-то, всегда любили, но все, кто его знал раньше, считают, что на «Дожде» он по-настоящему раскрылся.
Об объективной и субъективной журналистике
Я больше всего люблю американские новостные каналы. Если рассматривать не содержание, а бизнес-модель, то мне больше всего нравится Fox News. Однако каждый раз, когда я произношу это в Америке, на меня смотрят, как на сумасшедшую. Но посмотрите, какая ситуация. Был CNN: двадцать лет существования, большущий, огромный монстр, самый серьезный - и вдруг появляется выскочка Fox, который поймал свою аудиторию и теперь работает с той частью Америки, которую крупные новостные каналы даже не замечали. И главное, что изменилось в их подаче информации, и почему Fox стал законодателем в мире информационной моды - у канала появились эмоции.
В настоящий момент разворачивается очень большой спор между журналистами. Одни - сторонники объективной подачи, другие - субъективной. И, я считаю, что скорее правы последние - ведь, по сути, никто не может быть по настоящему объективным. У журналиста всегда есть свои собственные ценности, антипатии и симпатии, и как бы он ни старался, он все равно выразит свое отношение к событиям: лицом, интонацией, комментарием. Fox был первым, кто не побоялся дать эмоции - и журналисты, и команда телеведущих у канала очень эмоциональны и всегда с какой-то позицией.
Основные информационные каналы - CNN, CBS и MSNBC. CNN сейчас тоже к этому пришли, и сегодня в своих новостях прайм-тайма у них тоже есть опинион-мейкеры, и их ведущие и журналисты позволяют себе высказывать свое отношение к тому, что происходит. Мы тоже пытаемся усилить эту составляющую и даже хотели построить всю вечернюю линейку программ нового сезона в таком же ключе, но у нас не хватило ресурсов. Однако в новом сезоне с понедельника по четверг у нас появилась авторская информационно-политическая программа: одну неделю ее ведет Маша Макеева, а на следующей неделе Павел Лобков. Для ребят это очередной этап развития, и для нас - потому что мы выходим просто за рамки информационного вещания и добавляем индивидуальности в освещение информации. Кроме того, есть еще несколько новых авторских проектов, например, Алена Долецкая с программой интервью.
О кадрах
Мы сами полностью финансируем канал, так что привлечение достаточного количество людей в первую очередь упирается в финансовые вопросы. Второй вопрос - на рынке нет нужных нам специалистов: например, журналистский коллектив мы реально сбираем уже три года. Это очень сложно - с одной стороны, есть маститые, клевые, очень хорошие ребята, но они очень дорого стоят и уже не хотят так подпрыгивать, как у нас подпрыгивают все. С другой стороны, ты берешь молодого, потенциального, учишь его всему - и это определенные риски. Во-первых, ты можешь учить да не выучить. Или, наоборот, ты кого-то растил - и как только он вырос, его купил кто-то другой. Понятно, что так всегда и везде, но для нас этот вопрос очень проблемный.
По нашему закону мы не можем подписать с человеком контракт, который не позволял бы ему уйти. Мы все работаем в рамках действующего трудового законодательства, и человек просто пишет заявление и увольняется в течение двух недель, что бы ты с ним ни подписал. Поэтому мы рассчитываем только на то, что людям у нас работать интересно. А что касается технических специалистов в нашем формате, то найти их просто невозможно - большие каналы невероятно испортили деньгами людей. К нам приходит, например, инженер, и говорит: «А я вот эту камеру не буду трогать руками, для этого должен быть специальный человек, который должен это делать». Конечно, нам такие не подходят. Нам нужны специалисты, которые при этом не боятся работать 24 часа в сутки, и камеры таскать, а иногда, если надо, то и полы помыть - и их найти очень сложно.
О Путине, Навальном и Собчак
Скажем так, власть за нами внимательно наблюдает: «Дождь» смотрят все, от Дмитрия Анатольевича и Владимира Владимировича до министров. Понятно, что не с утра до вечера, но знают наши программы и то, что происходит на канале в целом... Медведев, например, у нас был на канале, а Путина пока не было, хотя мы его все время приглашаем. Сказал, года через два-три придет. Я вообще-то не хочу, чтобы Путин был в эфире каждый день - как сейчас, - но на него есть спрос. У нас есть три трафик-генератора: это Путин, Навальный и Собчак. Как только ставишь их фамилии в новости, люди тут же начинают смотреть. И когда мы ставим материалы на сайт, то, конечно, все время думаем, какую фамилию поставить в заголовках, чтобы увеличить количество просмотров. Это реальность сегодняшней журналистики. Но, когда мы создаем новости, то тщательно выбираем: мы не будем давать новость о том, что Путин встретился с директором колхоза - для этого есть федеральные каналы. Если же он дает большое интервью Первому каналу и говорит о своем отношении к геям, а в это время в России проводится активная политика по дискриминации геев и уничтожению их как класса, то конечно, мы это ставим как новость и, более того, приглашаем комментаторов, экспертов и пытаемся понять, почему Путин вообще заговорил на эту тему.
О рекламе и конкурентах
Сегодня на рынок вышли Life News: они стопроцентно работают на то, чтобы задушить «Дождь». Это их стратегия, и финансирование было открыто именно для этого - создать сильный информационный, конкурирующий с нами, канал. Они профессионалы, они молодцы, сейчас даже меняют формат, чтобы отойти от желтого своего бэкграунда. Тот же РБК-ТВ, который очень долго был бизнес-ориентированным каналом, становится калькой «Дождя». Я почитала интервью с главным редактором, и он просто описывал наш формат. Но, для нас это хорошо, и для рынка это очень хорошо: мы так долго жили вне конкуренции, что начали расслабляться. И когда закрылся «Коммерсантъ ТВ», мы больше всех из-за этого пострадали и переживали. Потому что чем больше каналов работают с определенной аудиторией, тем быстрее приходит реклама к этим каналам.
Ведь что происходит в России? Несмотря на то, что денег у нас сильно больше, чем у вас, но их все равно очень мало - с учетом количества существующих каналов. У нас, например, их триста, двадцать из которых - эфирные каналы, которые получают 97,5% рекламных денег. А остальным 280 каналам достаются оставшиеся 2,5%. И мы, фактически, были первым каналом, который показал рекламодателям, что есть качественно другая аудитория, а зрителям, что нишевые и неэфирные каналы - это не низкопробный контент. Рекламодатели-то увидели, что эта аудитория существует, но агентства, которые должны были бы развернуть всю эту машину к нам, очень инертны. И поэтому, хотя по всем прогнозам рынок будет расти, пока он очень маленький. Взять, например, интернет-рекламу - все прогнозируют, что этот сегмент будет расти, но пока денег, к сожалению, совсем немного: у нас на канале он составляет около 15% от всего рекламного дохода.
На этом конференция завершилась - и прежде чем Наталья уехала, я успела задать ей несколько вопросов:
- Что случится с журналом «Большой город»? Последний год в нем часто меняется команда, и ходят постоянные слухи о его закрытии.
- Я не могу ответить на этот вопрос. Недавно мы пригласили нового главного редактора, Ксению Чудинову, и то, что она делает, нам о-о-очень нравится. Неплохо продается реклама в осенние номера - я не могу сказать более точно, но вроде бы наметился положительный сдвиг. Однако это все равно еще убыточная компания, и что мы с ними сделаем дальше, пока не знаем.
- Но он же всегда был убыточным, и вы знали, что он убыточен, когда его покупали.
- Вы знаете, нас немножко дезинформировали - по тем цифрам, которые нам показывали, он не всегда был убыточным. Это уже потом, когда мы начали вникать глубже, выяснилось, что все немного не так, как нам говорили. Поэтому, во-первых, мы его не покупали как убыточный и не делали этого только из соображений спасения хорошего, но неприбыльного проекта. Во-вторых, мы предполагали объединить все наши рекламные службы и выступать единым холдингом - однако мы опять опередили время, и тогда, когда мы это сделали, рынок не был готов принять наши предложения.
- Пакетная продажа для печатного издания - это всегда плохо: рекламодатели хотят попасть в телевизор, то есть в «Дождь», и потому воспринимают печатное издание просто как довесок.
- Нет. Мы как раз не хотели продавать его как довесок. И вот только сейчас появились рекламодатели, которые готовы рассматривать наш кейс: они не хотят идти в большой телевизор - во-первых, это очень дорого, во-вторых, им нужен охват, но в другой среде. Наш кейс их интересует, если мы обеспечим нужный им охват всеми нашими ресурсами. Насколько у нас таких рекламодателей много, мы пока не знаем, и сейчас у нас идет серия встреч, чтобы понять, будет ли этот интерес актуален в следующем году. Очень хотим, чтобы журнал сохранился, очень верим в команду, которая его сейчас делает, но это все равно рыночный продукт, который мы не можем все время дотировать. Так что все будет зависеть от того, сможет ли команда сделать проект окупаемым.
- В России есть уже несколько удачных примеров медиа, которые существуют на деньги жертвователей, например Colta.ru.
- Такой вариант мы тоже рассматривали, но, если на канале сработает наша платная модель, то мы можем дальше развивать эту модель и на slon.ru, и в «Большом городе».
- Как Владимир Познер объяснил вам причину своего ухода?
- Первый канал с ним переподписывал контракт, и если в условиях старого контракта у него не было ограничения по ведению программ где-то еще, то в новом контракте такой пункт появился. Это не было цензурой.
- Как, по-вашему, с чем связан интерес украинской аудитории к каналу, который вы сами охарактеризовали, как канал московских новостей?
- Я не знаю. Правда. Не могу этого понять, как я не могу понять, почему меня смотрит в деревне какая-то бабушка.
- А у вас есть такие зрители?
- Да, есть. Мы есть в пакете «Триколора», а он есть везде, даже в какой-то крохотной деревеньке - и нас там смотрят. Я знаю это еще и потому, что приезжают мои многочисленные родственники из провинции и говорят, что у них это сейчас единственное развлечение - смотреть телеканал «Дождь». Наверное, есть что-то, что цепляет. Что-то живое.
- Канал часто критикуют за непрофессионализм.
- Ну и пусть критикуют. А что им еще остается делать? При этом нас цитируют - на нас ссылаются крупные информагентства, и наши, в том числе «Интерфакс», и иностранные, потому что у нас много эксклюзивов. А последние три-четыре месяца мы занимаем второе место по индексу цитируемости среди всех каналов России.
- А первое место кто?
- Первый канал. Так что вся эта критика часто очень субъективна. Нас, конечно, есть за что критиковать, но вот этот раскрученный имидж непрофессионального канала - это все наши конкуренты. У них просто не остается других аргументов, потому что мы работаем и делаем свою работу честно. А они себе не могут этого позволить.
- На фоне остальных каналов «Дождь» выглядит как такое пристанище оппозиционеров и тех, кого не берут на центральные каналы.
- Вообще, нет. К нам мечтают попасть. К нам приходят люди, которые заработали на больших каналах, и мечтают работать у нас. И только потому, что я не могу им предложить те условия, которые у них уже есть, они у нас не работают.
- А как же Собчак, Парфенов, Лобков?
- Когда я пригласила Собчак, она была просто везде. Это уж потом перестали пускать. А Лобков - в его уходе с НТВ не было никакого политического подтекста, и у него были разные предложения, но он пришел к нам. Так что на «Дожде» все хотят работать, приходят ко мне и говорят: «Дай у тебя немножко кровью попитаться».
Вот такой получился разговор.
Ваша Дуся
Фото: Максим Лисовой