Алена Притула: «Любая власть всегда стремится из нас, псов демократии, сделать ручных собачек»
На открытии Mediahub я встретила Алену Притулу, и поговорила с ней о пропаганде, Минстеце, цензуре и Савике Шустере:
- Вы действительно сидите, как сказал мне Роман Скрыпин, на сцене?
- Да. У нас на 13 этаже есть помещение, в котором мы собирались сделать зал для пресс-конференций, поэтому мы сделали там небольшой подиум. Но в итоге оказалось, что к нам на 13-й этаж можно подняться на единственном лифте, куда выстраивались целые очереди, да и места там маловато. Поэтому сейчас УП занимает этот предполагаемый пресс-центр, - и действительно я, Севгиль Мусаева и Маша Жартовская сидим на сцене. Уплотняемся.
- Для чего вам сейчас Mediahub – год назад, понятно, всем нужно было группироваться, но сейчас вроде бы ситуация другая?
- На самом деле нет. Ситуация другая в смысле свободы прессы, отсутствия цензуры и прочего – но она не изменилась с точки зрения точек приложения сил всех наших компаний. Более того, это была наша мечта: идея возникла еще в марте 2013 года, мы хотели назвать проект Follow UP, где UP – это «Украинская правда»; мы даже разработали целый документ о том, что и как мы будем творить в этом открытом пространстве,– и было бы обидно, имея возможность, не реализовать мечту. А уж реализовать ее вместе с такими сильными партнерами ( команда Громадське TV, "Украинской правды" и Центр.UA - прим. Дуся) – сам бог велел.
- Вы сказали, что цензуры нет, давления нет – хотя сейчас много решений Нацсовета, предупреждений, и т.д, которые вызывают вопросы. Оцениваете ли вы все эти решения как давление на СМИ – например, на «Интер», «112», «Вести»?
- Когда я говорю, что цензуры нет, я говорю о том, каково работается большинству СМИ. Например, мы в «УП» вообще никогда не испытывали цензуру. Что касается нынешней ситуации с «112» каналом, «Вестями», «Интером», да, я бы сказала, что это некоторое давление.
- Правда, что вы никогда не испытывали давления?
- На нас на самом деле никто никогда не давил. Разве кто-то когда-то мог позвонить и сказать: «Не ставьте этот материал»?
- Со стороны казалось, что журналисты «УП» сидели в окопе и оттуда бросали гранаты – все-таки было ощущение, что вы работали из подполья.
- Да, это правда, так и было. Я сейчас попробую вспомнить… но нет, во времена Януковича и Кучмы никому бы даже в голову не пришло позвонить и попросить что-то снять или что-то изменить. Просто потому, что между нами не было никаких отношений.
Отдельные люди, которые давали комментарий, если им не нравилось, как мы изложили их мысли - либо дали интервью, а потом поняли, что сказали лишнее – вне зависимости от того, являются ли они представителями власти или оппозиции в то или иное время, сейчас они поменялись местами – бывало, звонили. И сейчас звонят, нервничают, кричат, что никогда больше в жизни нам комментарий не дадут, - такое бывает и бывало, но это не цензура, не давление – это обычные рабочие моменты. Людям часто не нравится их речь, изложенная на бумаге. А что касается «112», «Интера» – для меня, честно говоря, это очень сложный вопрос.
- На самом деле, профессиональное сообщество разделилось – вот есть, например, Аксинья Курина, которая однозначно считает, что все эти решения – это наступление на свободу слова.
- Вы знаете, это сложная ситуация. Например, история с Шустером. Ведь он оппонентом Максиму Шевченко выпустил Ляшко, которого мы, медиасообщество, скажем так, очень мало уважаем. Если бы сам Шустер имел знания, достаточный профессионализм и желание оппонировать Шевченко, не было бы замечаний к его эфиру. Но когда он дает такому типажу высказываться в отношении нашей страны, причем тот вещает все это из страны-захватчика – это ошибка. Мне кажется, нельзя выпускать в эфир такого спикера без возможности ему профессионально оппонировать в то время, когда мы боремся на всех фронтах за выживание страны.
- То есть вы считаете, что Шустер в этой ситуации был недостаточно профессионален?
- Да, что касается именно этого эпизода, речь шла о непрофессионализме самого Шустера. Ведь он никогда не вмешивается в ту или иную дискуссию, он просто позволяет ей плавно течь. И вот эта его дурная привычка сыграла с ним злую шутку.
- А эпизод с «Интером» и его новогодним эфиром?
- Лично мне не нравится новогодний эфир с Кобзоном. Лично я не приемлю давления и цензуры в любой ситуации. Но в ситуации с «Интером» у меня смешанные чувства: мне очень сложно выступать в поддержку коллег, которые во время Майдана… Вы же помните, как «Интер» освещал события Майдана? Очень сложно выступать в их поддержку теперь. Мне, например, противно было бы выступать в защиту Шария – это противоестественно, я считаю. Есть журналисты и медиа, которые нарушают определенные правила, пусть они даже не установлены законом. Пустить Кобзона из страны оккупанта на Новый год – это просто «фу». Но я не уверена, что здесь нужно включать ограничения – можно ограничиться обычным остракизмом. Такое должно быть неприемлемо в самом обществе – и все.
- Тогда зрители должны сами голосовать пультом – а у нас ситуация такая, что они продолжают смотреть «Интер».
- К сожалению, «Интер» сам воспитал себе такую аудиторию. Теперь они продолжают ее вскармливать и поддерживать. И пока «Интер» не очень много делает для того, чтобы изменить вкусы, взгляды и понимание ситуации своей аудитории.
- А вы считаете, должны?
- Медиа создаются в том числе и для воспитания каких-то вкусов, видения аудитория. Повторюсь, что во времена Кучмы и Януковича нам никто не звонил напрямую, и не приказывал снять тот или иной материла – они с нами вообще не поддерживали никаких отношений. Именно в этом смысле цензуры не было. В отношении УП. Но общая атмосфера была удушающей - атмосфера страха и несвободы, мы реально боялись, я очень переживала за жизнь Сережи Лещенко.
В оранжевые времена и сейчас у нас другая проблема. Нам слишком часто говорят: «Мы же одно дело делаем. Давайте не будем критиковать». А как не критиковать, если коррупция и воровство никуда не делись? Схемы просто переключились на других людей, а зачастую работают те же люди из старой власти. Сейчас новая власть бессовестно спекулирует на том, что идет война.
Власть, вне зависимости от цвета, оранжевая она или бело-голубая, всегда стремится из нас, "цепных псов демократии", сделать ручных собачек. Вот это и есть главная опасность, поэтому я понимаю Аксинью Курину – зная природу власти, мы, журналисты, всегда будем против цензуры, понимая, что власть согласна на любые действия и на любые оправдания ради того, чтобы каким-то образом нас контролировать. Речь не идет конкретно об «УП», я говорю обо всех СМИ. И поэтому у нас нет уверенности, что «разобравшись» с «Вестями», «Интером», «112» - власть остановится.
Речь идет не о страхе за себя, не о том, что они потом приступят к разборкам с нами – нет. Нам необходима четкая система. Введите закон, например, при котором страна-агрессор, либо вообще иностранные граждане, не могут владеть контрольным пакетом в СМИ. Введите закон, который не просто открывает собственников до оффшоров – а реально показывает, кто именно им владеет. Введите закон, по которому родственники депутатов и членов правительства до пятого колена не могут владеть СМИ. Введите закон, по которому президент не имеет права владеть СМИ, в конце концов – вот это логичный был бы шаг.
Тогда не будет необходимости в том, что делает сейчас власть - не всегда красивыми и несправедливыми методами. В стране все нужно делать системно, и война не оправдывает никаких действий власти. Именно сейчас необходимо насаждать – в хорошем смысле этого слова, как растение выращивать – "вечные" вещи, чтобы ни у кого не было опасения, что свобода слова пострадает после введения в действие тех или иных законов. Но чтобы мы, граждане этой страны, были уверены, что будем защищены от пропаганды и манипуляций, вне зависимости от того, война это или мирное время.
То, что происходит на «Интере», например, - это пропаганда чужой культуры в то время, когда эта чужая культура представляет страну-агрессора. Манипуляция – это, например, те же «Вести», которые дают преимущественно негатив о происходящем в Украине и несбалансированно комментирует события. И именно поэтому мы настолько против Минстеця – это ведь не министерство информации, это оруэлловское «министерство Правды», министерство пропаганды. То, каким образом оно сейчас действует, что выпячивается им на первый план, говорит о том, что Минстець сконцентрировался на пропаганде.
- Ситуация в стране изменилась кардинально – от экономики до международной политики. Как вы оцениваете изменения в журналистском сообществе? Появились ли новые медиа, новые журналисты, которые соответствуют ситуации в стране?
- Такой жуткий вызов, как война, показал, что мы не готовы. И не знаю, будем ли когда-нибудь готовы вообще. Я в страшном сне не могла себе представить, что мне будет нужен военный репортер. Я очень хотела бы, чтобы все мои сотрудники были бы живы – и я до сих пор не могу на себя взять ответственность и послать туда, на войну, человека, которого каждую минуту могут убить. Наша ситуация - это вызов не только профессиональный, скорее – это моральный, общечеловеческий вызов. Мы («УП» - прим. Дуся) меняемся, конечно, но очень постепенно – и важно, что мы не становимся жестче, мы пытаемся разобраться в разных ситуациях, быть еще внимательнее, чем были в мирное время – потому что сейчас каждое невзвешенное, неаккуратное слово может нанести очень большой ущерб.
- Заголовки «УП» наносят ущерб моей психике ежедневно – потому что в заголовках вы часто сгущаете краски.
- Я об этом знаю. Тем не менее, мы работаем над заголовками. Если вы думаете, что мы просто так «ляпаем» что попало, то это не так. Мы практически каждый заголовок, особенно на какую-то «душещипательную» тему, обсуждаем - в коллективе, при участии пяти-семи редакторов, для того, чтобы они прочитали его – и со стороны оценили, насколько он соответствует действительности. Следует также учитывать тот факт, что мы всегда знаем больше, чем пишем. Поэтому заголовок у нас чаще всего говорит о тенденции, а не на 100% о самом событии, которое описывает новость – он обобщающий, сообщающий о возможных последствиях. Поэтому, может быть, они воспринимаются так остро.
- Насколько Севгиль самостоятельна как редактор?
- Севгиль удивительно умный, самостоятельный, разумный человек. Я не знала ее так хорошо, как узнаю сейчас, и меня невероятно радует, что у нас с ней практически одинаковые взгляды на подходы, на моральные принципы, на вещи допустимые и запрещенные в журналистике.
У нас - пока по крайней мере - не было ни одного разногласия. Она перебрала на себя все функции, я пытаюсь ей помогать, потому что реально много работы, но она не особо делится. Несмотря на то, что она очень молода, она - очень зрелый человек, со стержнем внутри, она очень сильна. Мне нравится, как она разговаривает с источниками, как отстаивает нашу позицию в статьях или интервью, когда кто-то хочет что-то сгладить или поменять. Большая молодец.
- Вам было сложно отстраниться от проекта и перестать быть главредом?
- Сложно, да. Но я сейчас занимаюсь всякими проектами, организацией лекций для наших ребят в «Украинской правде», стало чуть-чуть больше времени для тех вещей, которые я не успевала делать, когда была главным редактором.
- Не жалеете, что перестали им быть?
- Нет. На самом деле нужен свежий взгляд и новый подход. В конце концов, онлайн-медиа - это дело молодых, а я уже посидела на этом месте 15 лет – и буквально поседела тоже. Такой срок, честно говоря, уже многовато.
Ваша Дуся
Фото: elle.ua
