Марина Яблокова рассказала, как у нее на самом деле было с Киркоровым
Киркоров продолжает искать виновного в его неадекватном поведении по отношению к девушке-режиссеру. На сей раз на эту роль он назначил самого Дракулу! Мол, за неделю до произошедшего артист сыграл знаменитого вампира, вот бес в него и вселился. Пока же Филипп разбирается со своими бесами, журналистам российского издания «7 дней» удалось разговорить Марину Яблокову. Барышня рассказала в мельчайших деталях об инциденте и, честно говоря, после такого признания вряд ли у кого могут остаться какие-то сомнения. Мы решили дать это интервью с небольшим сокращением, сохранив все о самом конфликте.
В общем, читаем.
7Д: - Так что же произошло на недавних злополучных съемках «Золотого граммофона»?
- До сих пор не могу понять, почему случилось то, что случилось. Мы делаем этот проект восьмой год подряд. То есть я уже знаю там все, что называется, от сих до сих. И Киркоров за эти годы был там не один раз. Разумеется, меня он прекрасно знал. И не только по «Граммофону». Мы же очень многие популярные программы делаем. И «огонек» для Первого канала снимали, и «ДОстояние РЕспублики», и «Какие наши годы!» с Парфеновым. А сколько бенефисов для артистов, сольников! И ТЭФИ несколько раз делали, и «Пять звезд» в Сочи, и концерты в Кремле. И в Муроме концерт «День семьи, любви и верности», и премию «Народная марка»... Да всего за эти годы и не перечислить... И Филипп Бедросович участвовал практически во всех этих проектах. То есть видел меня явно не в первый раз.
И вот началось 4 декабря - обычный, рядовой рабочий день. Но одновременно и праздничный. Мы же работаем над таким масштабным, солидным проектом, и для нас - всех, кто в нем занят, - это всегда праздник. Все-таки очень значительная премия, тем более в этом году ее 15-летие. Я проснулась в хорошем настроении. Собрала сумку с вещами - вечером мы должны ехать в Санкт-Петербург с концертом «Золотого граммофона». Пришла на работу. На репетицию в Кремле. Готовился номер Киркорова и Нетребко. Они оба стояли в зале - в яме, где расположены VIP-места. В зрительном зале сидело еще много людей. Сначала работать начали технические службы. Постановщики - стейдж-хендсы - выкатывают большие лестницы. Андрей Сычев на сцене разбирается с ними, постановщикам надо показать определенную траекторию движения во время номера и, соответственно, определить основные световые акценты. Обычная, рядовая ситуация. У нас же нет другой площадки, чтобы отрепетировать заранее. Первая репетиция, мы все находимся в равных условиях. Включили контровой свет - это задняя линейка освещения. Видимо, прожекторы начали светить Киркорову в глаза. Я стояла на авансцене. И Филипп говорит в микрофон - сначала довольно спокойно: «Что это за свет?! Уберите!» Андрей не реагирует. Может, не услышал, но, во всяком случае, ничего не отвечает. Киркоров повторяет свое требование уже в более резкой форме. Тогда я объясняю ему: «Филипп, мы первый раз это делаем, нам надо какое-то время, буквально немного. Сейчас пропишем свет, и все наладится». В ответ вдруг начинается бурная реакция - те, кто Киркорова знает, хорошо представляют, как это у него бывает. Он начинает говорить на повышенных тонах. Что-то вроде: «Кто ты такая?! Что ты мне тут объясняешь! Нечего меня учить, я сам все знаю. А ты знай свое место. И вообще, чтоб я тебя больше не видел!..» Я опешила. Понимаете, я же ничего плохого ему не сказала - ни резкого, ни тем более грубого. Просто объяснила человеку ситуацию, чтобы он понял, в чем дело. А что происходило у него в голове, не представляю. Может, он не хотел слышать никаких объяснений. Может, возмутился тем, что ему отвечала какая-то девчонка - я же не выгляжу солидной тетей. А может, просто встал не с той ноги и настроение было плохое - невозможно догадаться, какие психические процессы в нем бродят... Конечно же я испугалась. Тем не менее взяла себя в руки и спокойно сказала: «Филипп, почему вы со мной так разговариваете?» Он начинает уже кричать: «Закрой свой рот! Заткнись!» Я говорю: «Почему это я должна закрывать свой рот? Я не ваша подчиненная. Вы задали вопрос, я объяснила». И тут пошла та-акая нецензурная брань... Самые грязные выражения посыпались. Причем весь этот жуткий мат был не общего свойства, слова кидались не в воздух, как говорится, а были направлены адресно. То есть мне. Глаза его стали сумасшедшими, ну просто бешеными. Такое ощущение, что сейчас он меня реально раздавит, уничтожит. Я была потрясена. Конечно, перепугалась жутко. Больше я ничего не сказала и ушла - от греха подальше.
Спустилась в зал, подошла к людям, работающим в администрации Киркорова, и говорю: «Ребят, как же так можно? Как такое вообще возможно допускать? Вы же знаете, что никто тут специально не вредит Филиппу. Просто устанавливали свет. И так реагировать - это просто не по-человечески, ненормально, вообще ни в какие ворота не лезет». Всем, конечно же, неловко. Мнутся, глаза опускают. «Марин, - говорят, - ну что ты переживаешь? Не обращай внимания. Он уже с утра такой, потому что паспорт свой забыл». Я говорю: «Я все понимаю, но я-то тут при чем?!»
Репетиция длилась минут пятнадцать, я уже занималась своей работой, потом, по окончании репетиции номера, вернулась на сцену и встала на подиум, где расположена стойка для ведущих. Недалеко от меня стояли Филипп, его люди, Андрей, сотрудники административных и технических служб. Киркоров, увидев меня, снова стал возмущаться и отпускать неприятные и оскорбительные выражения в мой адрес. Я никак не реагировала. Тогда он ко мне подходит, останавливается рядом со мной, но на меня не смотрит, стоит сбоку, якобы случайно рядом оказался. И опять по новой: «Да кто это вообще такая? Говно. Первый раз вижу, чтобы какая-то шестерка свой рот разевала! Да пошла она отсюда на х...» - и т. д., и т. п. И все это громко, сознательно работая на публику. То есть дело уже не в том, что человек никак не может успокоиться, он просто сознательно заводит меня, заводит, заводит... Но я сдерживаюсь, вообще ничего не отвечаю. Хотя уже в таком состоянии, когда просто не знаю, что делать. Наконец не выдерживаю, поворачиваюсь к нему и внешне абсолютно спокойно спрашиваю: «Филипп, а кому вы сейчас все это говорите?» Он же не смотрит мне в глаза. А дальше - ужас. После этих моих слов с человеком вообще начинает происходить что-то невообразимое. Он белеет, прямо видно, как в него вселяется бес, разворачивается ко мне всем корпусом, после чего со всей силы дает пощечину - ударяет ладонью по лицу. Впервые в жизни я ощутила, что означает выражение «из глаз посыпались искры». Боль на щеке жуткая, в ушах какой-то монотонный звон, во рту - кровь, я сглатываю ее - потом выяснилось, что на щеке и десне у меня образовалась гематома. Голова как-то неестественно откинулась - то ли закружилась, то ли мышцы шеи потянулись, не знаю. Вокруг почему-то вижу все в желтом цвете. Цепляюсь за край стойки для ведущих. И в этот момент Киркоров хватает меня одной рукой за волосы и пиджак, разворачивает, сильно толкает под спину и бросает на пол... До сих пор у меня перед глазами эти его всем известные огромные черные ботинки, в которых он всегда выступает... Такого панического страха я не испытывала никогда в жизни. Даже боли не чувствую. Помню только, что инстинктивно сжалась - хотелось только одного: исчезнуть, спрятаться - как улитка в раковину, как черепаха в панцирь... Вот вспоминаю об этом, меня и сейчас трясет... Одна девочка, моя коллега, подбежала: «Марина, Марина, вставай!» Помогает подняться. Я встаю, меня буквально колошматит, все тело дрожит - отвратительное ощущение, но дрожь унять не могу. Автоматически поднимаю с пола соскочившую заколку и плетусь, хромая, с этой сцены - помню, очень сильно болит левая нога. Та же девочка идет за мной и повторяет: «Не уходи, пожалуйста. Как мы дальше-то будем работать?» Я говорю: «Наташ, все - я больше не могу».
Иду, меня всю трясет. Пока собираю свои вещи, реву без остановки. Слезы льются, словно вода из крана. Все тело болит, особенно спина. Ни повернуться, ни голову повернуть не могу, только всем корпусом получается поворачиваться. Еле-еле, хромая, с этими своими сумками, приготовленными для поездки в Питер, доковыляла до кафе, расположенного напротив в бизнес-центре. Оттуда звоню своим близким друзьям, рассказываю им все, просто взахлеб пересказываю все подробности, никак не могу остановиться. Конечно же, они в шоке. «Сейчас приедем», - говорят. Ожидая, сижу в полном отупении и бесконечно, чашку за чашкой, пью кофе. Приезжают ребята очень быстро. Видят мою раздувшуюся из-за большущей шишки ногу, синяк на щеке, жутко за меня переживают - сочувствуют, успокаивают. Обсуждаем, что же теперь делать, как на такое реагировать? Пойти что-то выяснять, доказывать? А что? Кому? У всех ощущение тигров, загнанных в клетку. Вроде хочется ответить, а невозможно. Я совсем потерялась, не знаю, как дальше быть. В командировку ехать, разумеется, не хочу, тем более зная, что Киркоров будет там. Страх просто парализовал меня. И вместе с тем я понимала, что не поехать не могу, иначе точно лишусь работы. И людей подведу - на мне ведь очень много завязано. Но с другой-то стороны - мне никто не звонит, никто не интересуется: где я, куда ушла, что со мной? Исчез человек, и как будто так и надо. Это добивало еще больше. Никак не могла собраться с духом. И все же решила: нет, сдаваться нельзя, невзирая ни на что, работать пойду, и буду смотреть людям в глаза, и отработаю... Видите ли, я по натуре своей боец. Я же рассказала, что по жизни всегда шла сама, всего добивалась самостоятельно, ни на кого не рассчитывая. Вот и тут настроила себя: я должна довести свое дело до конца. Что бы ни случилось. К тому же все люди, когда-либо работавшие в шоу-бизнесе, знают правило: есть только одно оправдание, когда ты можешь не прийти, - если ты умер. Во всех остальных случаях - плохо ли тебе, хорошо ли - ты обязан сделать дело. У нас работают только фанаты своей профессии. Все такие.
В общем, собрав в себе остатки мужества, я вернулась. Пришла практически перед началом концерта. Артисты встречают меня в ужасе, в панике, и лишь некоторые из тех, с кем я работаю, подходят, спрашивают: «Как ты себя чувствуешь? Что думаешь делать?» - «Сейчас, - отвечаю, - вообще ничего не думаю...» Слух конечно же уже распространился по всему Кремлевскому дворцу. Потом мне рассказали, что всем кремлевским служащим вроде дали команду: об этом инциденте не распространяться, сор из избы не выносить. Но некоторые сотрудники говорили: «Марин, если ты надумаешь эту историю не спускать на тормозах, будешь что-то с этим делать, знай: мы с тобой, мы тебя поддержим». Один человек сказал: «Как бы мне ни грозили, я готов пойти с тобой до конца. Потому что это могло случиться с каждым - с моей дочерью, с женой. В следующий раз он может просто убить кого-нибудь». Артисты стали подходить ко мне - ободряли, поддерживали: «Марина, ни в коем случае не оставляй этого, ты что!» Юрий Михайлович Антонов прямо сказал: «Ты не должна молчать. Даже не думай отступать. Иди в суд. Фиксируй побои и ничего не бойся!» Буквально настроил меня. Валерия тоже наставляла: «Это нельзя оставлять безнаказанным. Я как никто тебя понимаю. Сама через такое прошла. Надо действовать. Не бойся!» От Лепса подошли: «Марина, ну как ты, чем тебе помочь?» И Елена Ваенга сопереживала очень. Люди были в шоке, особенно когда видели мое лицо и эту здоровую шишку на ноге, которая невероятно раздулась...
- А Киркорова-то вы видели?
- Разумеется, он же открывал первое отделение и завершал его, поэтому виделись мы с ним неоднократно. Вел он себя как ни в чем не бывало. Проходил мимо, смотрел сквозь меня. Кто я для него?.. Тем не менее концерт я все-таки доработала, и съемку мы закончили нормально. Выйдя из Кремля, я подошла к дежурившей у входа «Скорой помощи». Спрашиваю врачей: «Вы можете зафиксировать побои?» Они отвечают: «Нет, мы ничего не фиксируем, обращайтесь по месту жительства...» В поезде, переодеваясь, обнаруживаю еще один синяк с гематомой - на правой ноге. Принимаю твердое решение: в Санкт-Петербурге побои зафиксирую. Для страховки, а то, не дай бог, потом Киркоров заявит, что я все это придумала... Появлялись ведь в некоторых СМИ попреки в мой адрес: зачем, дескать, она уехала в Питер, если ей так было плохо? Вот мне интересно было бы спросить тех, кто задается таким вопросом: а как бы вы поступили на моем месте, если вы человек ответственный и к работе своей относитесь сверхдобросовестно? Да, в тот момент в какой-то мере работа для меня была важнее моего собственного состояния и самочувствия. Плюс к этому в глубине души я все-таки надеялась, что Филипп передо мной извинится. Но я же не знала, чем все обернется.
Все артисты, поехавшие в Питер, были возмущены произошедшим инцидентом. Многие ко мне подходили. Цекало очень ободрял: «Ты держись, не вешай нос, береги себя». Прямо искреннюю заботу проявлял. Вера Брежнева тоже подошла: «Мариночка, держись». Коля Басков поддерживал: «Марина, если нужна помощь, любая, все сделаю...» И охрану мне предлагал, и машину - чтобы отвезти, куда мне надо. Валера Меладзе сделал публичное заявление, резко осуждающее поведение Киркорова. Знаю, что и Дима Билан открыто высказал свою позицию по поводу случившегося. Потом мне передали, что Иосиф Давыдович Кобзон вступился: «Что это такое? Я этого так не оставлю!» Мне всех хочется поблагодарить, ведь люди действительно повели себя порядочно, заступились за меня. Я даже не ожидала такого, честно скажу... Близкие люди очень поддерживают, друзья, многие коллеги, да и просто обычные люди связываются со мной через Интернет, утешают, что-то советуют. Все пишут: «Мариночка, держись, не падай духом, мы с тобой!» Хотя, конечно, находятся и такие, кто пишет, что я тварь и что мне надо сдохнуть. И мне совершенно понятно, кто это устраивает...
По приезде в Санкт-Петербург я с коллегой поехала в травмпункт - нашли по Интернету ближайший от гостиницы, - где зафиксировали все мои ушибы. Во время концерта в Ледовом дворце Филипп видел меня много раз и вел себя так же, словно ничего не произошло. Однако через некоторое время... Я предварительно предупредила организаторов о том, чтобы они заранее переговорили с охраной - не дай бог еще что-то произойдет. И во время концерта стояла за сценой непосредственно рядом с охранниками. Так, поверите ли, Киркоров встал в кулисах специально в метре от меня и опять точно так же начал высказываться в мой адрес в прежнем стиле. С той лишь разницей, что теперь уже он это говорил, обращаясь конкретно к Андрею Сычеву. Демонстративно при мне и про меня. Звучала музыка, я не все слышала, но обрывки фраз доносились очень отчетливо: «Неужели ты не можешь ее угомонить?! Такая-рассякая. Увольнять! Гнать в шею! Чтоб я больше ее не видел...» После своего выступления Киркоров ушел, и больше мы с ним не виделись.
Я-то, наивная, ждала, надеялась, что он подойдет, извинится, но куда там! Наоборот, человек чувствовал себя на коне. Мне рассказывали, что он всем говорил: «Вы что? Кому верите? Этой?.. Да она несет бред, такого и быть не могло!» И это при том, что в кремлевском зале сидело много людей - одного балета было двадцать человек, плюс технические службы, редакторы, администраторы. Артистов только не было, кроме Нетребко. Которая, как я слышала по радио, смеясь, говорила, что я нагло вру. Услышав такое, я пришла в ужас. Как? Вы же женщина, оперная дива с мировым именем, занимающая такое положение в обществе! И такая реакция?! Ладно, я понимаю, вы с Филиппом вместе работаете и разругаться не можете. Так скажите хотя бы, что не ожидали такого, растерялись. Но зачем же брать грех на душу и говорить, что я вру? Ну скажите на милость, для чего мне врать?!!
На следующий день, уже приехав в Москву, я отправилась в «Останкино» - надо было рассказать об этой ситуации руководству, мне же хочется дальше продолжать работать. Я объяснила, что не могу совсем спустить это Киркорову с рук, что должна хоть как-то отстоять свою честь. И для меня очень ценно и важно то, что руководство Первого канала меня в этом намерении поддержало... Из «Останкино» я заехала уже в московский травмпункт и еще раз зафиксировала побои. Врач неохотно пошел на это, помню, сказал: «Ну сами подумайте, зачем мне это надо? Мне что, нечем больше заняться, кроме как по судам ходить? Ей-богу, проще с алкоголиками». Но все же написал то, что положено. В общем и целом врачи диагностировали: кровоизлияние левого бедра и правой голени, ушиб в области верхней челюсти слева, гематому на деснах, повреждение связок шеи... После этого я поехала к адвокату Сергею Жорину, которого мне посоветовали знакомые по дипакадемии. Когда я показала ему медицинские заключения, он сказал: «Марин, надо подавать в суд. Я готов тебя защищать». И мы написали заявление в милицию на имя главы ГУВД столицы Владимира Колокольцева с требованием привлечь Филиппа Киркорова к ответственности. После чего я, наконец, поехала домой. Никаких сил у меня к тому времени уже не было, страшно хотелось спать...
- Как встретили вас родители, они уже знали о случившемся?
- Сейчас я живу отдельно от них. С близким человеком, который очень за меня переживает... А папе с мамой я позвонила, все им объяснила, предупредила, что в СМИ может появиться всякая информация, и умоляла их не обращать ни на что внимания. Естественно, как могла, постаралась успокоить: не волнуйтесь, мол, у меня все нормально - сотрясения мозга нет, позвоночник в порядке, зубы на месте... Рассказала, что я не одна, что есть люди, которые за меня вступились. Конечно, родители хотят со мной встретиться, но я эту встречу всячески оттягиваю. Не могу я им такой показаться - исхудавшей, в жуткой депрессии... У меня за последнее время очень сдали нервы. Я практически не ем. Не могу. Проглочу кусочек, и начинает тошнить. Похудела очень сильно, килограммов на пять, наверное. Так что прежде, чем идти к маме с папой, мне надо себя в порядок привести, потому что, если они меня увидят такой, какая я сейчас, их переживания только усилятся. Мама и папа и так до сих пор держатся только на успокоительных - все время на нервах. Когда разговариваю с ними по телефону, мама плачет... Но они молодцы, держатся и поддерживают, как и брат с сестрой!
- Марина, а как проявил себя ваш давний коллега Андрей Сычев? Из вашего рассказа это не совсем ясно, а вот в СМИ главный режиссер «Золотого граммофона» всячески поддерживает Киркорова, а от вас практически отрекается. Более того, он заявляет, что это вы спровоцировали «драку». У вас есть этому какие-то объяснения?
- Знаете, а ведь именно от этого человека я прежде всего ожидала самой большой поддержки. Оказалось, напрасно. Когда после всего случившегося встретила его в «Останкино», он даже не поздоровался - прошел мимо, не подняв головы. Десять лет я работала с ним. Представляете, десять лет! Столько всего было, столько нас связывало. Сколько раз за последнее время я сама себе задавала вопрос: почему тот, с кем мы были в одной связке, кому я так много во всем помогала, повел себя по отношению ко мне настолько непорядочно?! Очевидно, ответ прост: потому что ему надо и дальше работать с этим певцом, а как же он сможет это делать, если встанет на мою защиту? На весах - я и Филипп Киркоров. Выбор явно не в мою пользу. А совесть, человеческие отношения? Видимо, не для всех они имеют значение. Особенно в таких делах. Во всяком случае, для Андрея точно. Не до них, когда на карту поставлены солидные дивиденды. Понимаете, Андрей ведь ни слова не произнес в мою защиту. И потом - ни о том, как я себя чувствую, не спросил, ни намеком, ни жестом не выразил сочувствия, не говоря уж о поддержке, не сказал ничего типа: «Марин, ты хотя бы отдохни после всего этого кошмара, мы как-нибудь сами справимся». Нет, он продолжал вести себя так, словно ничего из ряда вон выходящего не произошло. Дескать, все нормально, шоу продолжается!.. Оказывается, ничего-то я про Андрея не знала. А теперь вот узнала, глаза открылись. Только как дальше жить с этим, не знаю.
- Сычев является вашим прямым начальником?
- Нет, он мне не начальник и не может решать, уволить меня или не уволить. У него есть только одно право: работать со мной или не работать. Так же как и у меня. Я с ним просто сотрудничаю как с режиссером. Хотя теперь об этом надо говорить в прошедшем времени - сотрудничала.
- Ну а хоть кто-то, кроме той девушки, которая помогла вам подняться, после этой жуткой сцены во время кремлевской репетиции проявил к вам участие?
- Нет, никто. Ноль реакции. Даже персональные охранники Филиппа, стоявшие рядом, ничего не сделали. Потом они подходили ко мне, говорили: «Марин, ну ты же все понимаешь». Гена, директор его, позвонил мне спустя некоторое время. Я спрашиваю: «Гена, как так? Вы что, с ума все сошли? Почему даже охрана не попыталась ничего сделать? Ладно, пусть с ним боялись сладить, но надо было хотя бы меня оттащить. Почему же ничего не предприняли?!» - «Да хотели, - бормочет, - но не успели, не решились». То есть здоровые мужики нашли себе оправдание в том, что они все его боятся... Многие тогда видели, что и как произошло, но никаким образом не прореагировали - не выразили возмущения, не остановили репетицию. Я не могу передать словами, до какой степени мне было обидно, что никто - ни один человек - не вышел за мной. Даже сумки донести не помогли. Будто так и надо - ушла, и все. Никто даже не позвонил, не спросил, где я, что со мной...
- Вы как-то объяснили себе это? В чем причина такого поведения людей, что за этим стоит: черствость, подлость, трусость, искаженное представление о том, что такое хорошо и что такое плохо?..
- Я анализировала. Сначала думала: может, не успели среагировать, потому что все произошло очень быстро? Но потом сообразила, что это ерунда. Оскорблять-то и унижать меня Киркоров начал до того, как ударил. А все присутствующие молчали. Почему? Мне кажется, я поняла. Люди боялись. Им ведь и дальше надо с ним работать. Так как же можно вступиться за кого-то, кто у него в опале, на кого он разгневался? Чтобы оказаться выкинутым с работы, словно ненужная вещь? Или самому получить от распустившегося артиста такое же? А какие последствия ожидают? Они ведь точно так же, как и я, ничего не смогут поделать, если за них не вступится никто из влиятельных персон. В нашей стране все решают деньги и связи. Однако я уверена: не все подавили страх и зависимость, есть еще в людях и человечность, и порядочность. Просто в какой-то момент они испугались... Но от этого так страшно! У меня до сих пор в голове не укладывается... Пусть это будет на их совести. Другое дело, что они воспитывают детей, и я не представляю, что же они в них закладывают? А если бы так же поступили с их дочкой, или с сестрой, или с женой, они что - тоже промолчали бы и сделали вид, что ничего не произошло? Нет, неправильно это, все-таки хамству надо противостоять.
- А к какому вы пришли выводу, почему все-таки народный артист России так повел себя - что-то задело его или такое поведение вообще свойственно его характеру, темпераменту?
- Я не хочу разбираться в его человеческих качествах, не собираюсь оценивать, хороший он человек или плохой. Это его личные свойства, он с ними живет, и ради бога. Тут другая проблема: он же творческий человек - выступает на сцене, поет песни, взлетел в своей карьере, стал народным артистом, для кого-то - чуть ли не небожителем. Все так. Но нельзя же забывать: ты работаешь среди людей, которые делают для вас, артистов, все - мы готовим их программы, их концерты, так же не спим ночами... И мы - люди, а не букашки какие-то. И у каждого из нас есть родители, дети, близкие. Так надо же определиться внутри себя, как ты вообще к людям относишься. Даже если все они являются в твоих глазах букашками, вспомни хотя бы о том, что они так же, как и ты, спят, едят, так же устают, так же нервничают... И работают так же. И они тоже фанаты своего дела. Просто выполняют другие функции. При этом мы все понимаем, что работа с творческими людьми требует громадного терпения и такта. Поэтому никогда не провоцируем артистов, не осуждаем их, не выясняем с ними отношения. Все проблемы улаживаем в спокойном, нормальном режиме. Но нельзя же вести себя с нами неадекватно только потому, что ты выбрал себе профессией сцену. Никто же не позволяет себе такого, ни один артист. Только Киркоров. И почему-то он всегда унижает женщин. Вот к Валуеву подошел бы, или к Кличко - и ударил бы... Да хоть к любому мужику, работающему в технических службах, - из тех, кто экранами занимается, звуком, светом, спецэффектами... Да только Филипп никогда в жизни этого не сделает, так как знает, что получит в ответ. А женщин можно не бояться, они сдачи дать не смогут. Вот он и давит на них своей агрессивностью, злобой, заставляя себя бояться... А я думаю: неужели он не понимает, что жизнь ему уже не раз давала урок, словно подсказывает кто-то сверху: «Аккуратнее веди себя... Остановись в своей вседозволенности...» Но он не слышит. Или не хочет слышать.
- Мужчина, избивая женщину, чтобы доказать свое превосходство, применяет самый низкий аргумент. И демонстрирует тем самым только свою слабость и ничтожность. Унижая, унижается сам. Это понятно каждому нормальному человеку, живущему в цивилизованном мире. Непонятно, как дальше вести себя женщине. Вот у вас, Марина, какова конечная цель: вы жаждете отомстить своему обидчику или хотите получить от него компенсацию?
- Ни в коем случае - ни то, ни другое. Ведь я долгое время ничего не делала, никуда не обращалась. Только зафиксировала побои. Да и то не сразу. Сделала это по одной причине: эти медицинские документы - моя страховка, иначе потом я уже ничего не смогла бы доказать, а Киркоров использовал бы эту ситуацию так, чтобы она работала на его имя, а меня продолжал бы давить и топить... Все-таки я надеялась, что человек осознает свою неправоту, свой вопиюще гадкий поступок - подойдет ко мне и просто по-человечески принесет извинения. И в Питере он элементарно мог это сделать. Но не сделал. Наоборот, снова оскорбил меня. Я не желаю ему ничего плохого, у меня нет намерения посадить его в тюрьму. Мне хочется только защитить свою честь, отстоять чувство человеческого достоинства. И еще есть у меня одно желание - чтобы этот кошмар быстрее закончился. Я про эту историю уже не могу ничего ни читать, ни смотреть, иначе, кажется, просто сойду с ума. Мечтаю об одном: чтобы меня оставили в покое... А вот денег никаких мне от Киркорова не надо. Ни в коем случае. Когда он через одного из своих адвокатов сообщил, что готов выплатить пять миллионов, я согласилась - ради бога, пусть перечислит их в благотворительный фонд Чулпан Хаматовой «Подари жизнь», детям они нужнее. Раз он считает себя королем российской эстрады, пусть хоть здесь поведет себя по-королевски. А то все у него как-то не по-царски получается.
- За эти дни мы услышали от певца множество разных версий произошедшего...
- Ну да, например, в программе Первого канала у Андрея Малахова Филипп заявлял, что ничего о случившемся не помнит, но при этом просил у меня прощения и одновременно говорил, что готов отрезать себе руку. И - что характерно - показывал именно ту, которой он меня бил. У меня внутри все разрывалось, когда я смотрела на его выступление... Я же работаю в этой сфере и прекрасно понимаю, как все тут делается. Сказать, что я не верю ни одному его слову? А какой смысл? И так все понятно. Как можно верить, если, признавая свою вину, он все время добавлял «но»: «Я виноват, но я один», «Я виноват, но мне так плохо»... Как можно верить, если в начале своего признания он говорил: «Что-то мне мешало. Оно мне противостояло, а я на нервах, и понимаю, что эту проблему надо устранить». Понимаете - «оно»! То есть я для него «оно» - нечто. И уж никак не человек, не личность. Для него нет личностей... Люди, хоть мало-мальски разбирающиеся в том, как работает индустрия, создающая тот или иной образ экранного или сценического героя, всё понимают прекрасно. А я так считаю: если ты мужик, то и поступить должен был по-мужски - не жаловаться на жизнь, не хныкать, пуская слезу, не про настроение свое рассказывать, а нормально сказать: «Да, виноват, все бывает. Марина, извини, пожалуйста, я не мог в тот момент себя побороть, сорвался». Или что-то в этом роде. И сделать это прилюдно. И тебе это было бы в плюс. Но вместо этого человек всеми способами выдавливает из людей жалость. И обычные зрители, далекие от закулисья, всему верят, сочувствуют, думают: действительно, как ему, оказывается, плохо, бедняге, какая же у него тяжелая жизнь... Зачем устраивать такое представление? Ты же себя этим морально унижаешь...
- А если он все-таки поступит так, как вы говорите - по-мужски, вы готовы его простить?
- Наши адвокаты решили подписать мировое соглашение. Я осуждать его не буду, мне это не нужно. А что касается прощения... Я так скажу: Бог ему главный судья, пусть Господь его и простит. А я... (Глубоко задумавшись.) Наверное, с течением времени все-таки прощу. Женщины в принципе не могут не прощать, мы же мягкосердечные существа. К тому же я человек верующий, а православные люди должны уметь прощать. Мы воспитаны на заповеди: если тебя ударили по правой щеке, подставь левую... Но пока я еще не могу так. Сначала мне надо все пережить. И прежде всего побороть в себе этот липкий страх. Вот что для меня пока главное - а то с ним очень тяжело жить.
- Марина, а как у вас обстоят дела с работой?
- Я даже не знаю, что со мной будет дальше. Неизвестно, буду я работать там же или нет. Ясно же, что найдутся люди, которые будут говорить про меня гадости, чтобы подорвать мой авторитет. (Сдерживаясь, чтобы не расплакаться.) Понимаете, ведь я очень люблю дело, которым занимаюсь... Сейчас я еще сижу на больничном. И пока даже не представляю, как выйду на работу. Но понимаю, что идти надо. А значит, пойду... (Улыбнувшись сквозь слезы.) Ничего, все образуется, есть очень много людей, которые меня поддерживают.
Дуся
Фото 7dn.ru
